Стоит отметить, правда, что далеко не все стрельцы стали искать приработков на стороне. Так, уже в неоднократно упоминавшейся нами казанской писцовой книге отмечалось, что часть стрельцов двух казанских жилецких приказов занималась торговлей и ремеслами. По подсчетам Н.Д. Чечулина, в ремесленной деятельности был задействован 91 стрелец, или 13 % от их общего числа в Казани, а еще 35 были торговцами (лавками владели еще и 12 стрельцов-ремесленников). Всего же стрельцам в Казани принадлежали 33,5 лавки, 5 полков, 10 скамей, 9 шалашей и 3 кузницы, за которые они платили податей 9 рублей, 29 алтын и 1 деньгу. Еще больше «самозанятых» стрельцов было в Свияжске — по 17,5 % ремесленников и торговцев от общего их числа в гарнизоне против 13 и 7 % в Казани
[400]. Среди казанских и свияжских стрельцов-ремесленников были бронники, стрельники (изготавливавшие соответственно доспехи и наконечники стрел), лучник (мастер по выделыванию луков?), саадачник (делавшие футляры для луков), серебряных дел мастера, булавочник, чулочник, сапожники, судовщик, кирпичник, свечник, бочарник, портной, ветошник (старьевщик. — В.П.), фонарщик, бумажник (не совсем понятно, делал ли он бумагу или же был ткачом), стригольники (мастера по стрижке овец), рукавичник, сыромятник, ситник, извозчики, котельник, плотник, гусельник, сурначей и домрачей (музыканты)
[401].
Не менее интересны сведения о побочных занятиях и промыслах стрельцов, которые можно почерпнуть из других писцовых книг. Так, в Ржеве Пустой (Заволочье) в начале 80-х гг. XVI в. стрельцы, державшие лавки, торговали хлебом и «всяким мелким товаром», а двое стрельцов, Игнашко Раев и Иванко Дигин, поставили мужскую и женскую бани и платили с них в государеву казну оброк
[402]. В Туле в конце 80-х гг. среди торговцев были записаны в писцовую книгу стрельцы ножевник, продавец мыла, москательщик, мясники, хлебники и торгующие «всяким мелким товаром»
[403]. Веневские стрельцы торговали калачами, солью, сапогами, москательными товаром, мясом, рыбой, сукном и крашениной
[404]. Некий же стрелец вязал в 1613–1614 гг. кирилло-белозерскому старцу Трифону Ловцу тагосы (рыболовные сети), получив за каждую сеть по 10 алтын (30 копеек, почти треть рубля, между прочим. — В.П.).
[405]
Из всех этих примеров видно, насколько разнообразной была предпринимательская деятельность стрельцов. Конечно, они не могли рассчитывать на то, чтобы стать вровень с именитыми «гостями» — богатейшими купцами-оптовиками, занятыми экспортноимпортными операциями. Однако даже мелочная торговля и занятия ремеслом выступали порой своего рода достаточно надежной «страховкой» на тот случай, если возникали проблемы с выплатой государевой «алафы» (и те стрельцы, которые предпочли не заниматься коммерцией и рукомеслом, могли сильно пожалеть, что не пошли по стопам своих более предусмотрительных односумов). Между тем, судя по всему, практика сокращения или вообще невыплаты жалованья, в особенности денежного, в мирное время в целях сокращения военных расходов и нагрузки на казну к концу XVI — началу XVII вв. становится обычной — стрельцов существенно больше (минимум в два с половиной раза больше, чем в конце 50-х гг. XVI в., а доходы казны отнюдь не выросли в той же мере. Не случайно ладожские стрельцы в своей челобитной Борису Годунову жаловались на то, что «до отставки де служили они без жалованья пять лет, и они деи одолжали великими долги…»
[406].
Нельзя не упомянуть и о наделении стрельцов, московских и городовых, земельными участками под дома и усадьбы. Уже в самом начале своего существования стрельцы были поселены в специальной слободе в государевом селе Воробьево, о чем уже говорилось прежде, и эта традиция создания отдельных стрелецких слобод была продолжена и дальше. В той же Казани, согласно писцовой книге 1566–1568 гг., «на посаде в остроге» были отдельные стрелецкие слободы приборов голов Третьяка Мертвого, Данилы Хохлова и Субботы Чаадаева
[407].
И, завершая рассказ о стрелецком государевом жалованье, отметим еще одну интересную подробность. Ратные люди, находясь в походе, особо не церемонились с населением расположенных вдоль трактов сел и деревень, «силно имая» у мужиков провиант и фураж. Естественно, что это вызывало у крестьян и посадских людей вполне законное недовольство, и они били челом государю о наказании виновных и возмещении ущерба. Так, в 1557 г., писал псковский летописец, «князь Михайло (Глинский. — В.П.) с людьми своими, едоучи дорогою (направляясь на войну с ливонцами. — В.П.), сильно грабил своих, и на рубежи люди его деревни Псковъские земли грабили и животы секли, да и дворы жгли христианьския»
[408]. Хорошо осведомленная о буйном нраве своих воинников, Москва для того, чтобы «крестьянству того для дорогою силы и грабежу кормового не было»
[409], вменяла местным властям сбор провианта и фуража и организацию его раздачи на ямах для проходящих войск по заранее прописанным нормам. То, что эта практика сбора и раздачи хлебного жалования находящимся на марше войскам действовала уже в 50-х гг. XVI в., свидетельствует царская грамота, отправленная осенью 1555 г. в Новгород тамошним дьякам Федору Сыркову и Казарину Дубровскому. Новгородским дьякам предписывалось организовать выдачу государева денежного и хлебного жалования в размере «по полтине денег человеку, да хлеба, пятидесятником по три четьи ржи без полуосмины человеку, в новую меру, а десятником и стрелцом по полу-третье четьи ржы человеку, в новую ж меру» посланным на шведский «фронт» стрельцам прибора Тимофея Тетерина
[410]. Точно так же и конные астраханские стрельцы головы Андрея Кашкарова, выступая в поход на шведов в 1591 г., получили, сверх обычного годового денежного и хлебного жалования, по полтине на человека. А на время же отдыха в Темникове и Кадоме они должны были встать на довольствие местных воевод, которым предписывалось выдать стрельцам «на десять человек по полуосмине круп, по полуосмине толокна да на лошадь их по осмине овса да по полуастрамка сена человеку»
[411].
