В общем, если подвести итог, то можно сказать, что более или менее регулярная выплата государева жалования, причем в разных формах — от денежного и кормового до «дач» сукном и пр. — являлась непременным, обязательным условием поддержания высокой боеспособности стрелецкого войска и его лояльности правящему монарху. Если дети боярские, получая поместные «дачи» и располагая вотчинами, могли довольствоваться и этим (хотя, конечно, денежное жалованье и для них было существенной подмогой на случай, когда надо было выступать «конно, людно и оружно» на государеву службу), то у стрельцов такой возможности не было. Земельные «дачи» для них не носили обязательного характера (если не считать пожалований стрелецким «началным людям»), и они всецело зависели от выплат из казны. Попытки сэкономить на стрельцах могли дорого обойтись монарху, и похоже, что в Москве это хорошо понимали, почему и стремились заручиться поддержкой стрельцов, идя на всевозможные им уступки, — вплоть до того, что разрешали им обзаводиться собственными промыслами и торговлей (хотя последние и отвлекали стрельцов от их главной обязанности — государевой службы). Но иного выхода не было — в условиях, когда «рать заедала казну», а сократить численность оказавшегося весьма полезным стрелецкого войска не представлялось возможным, и только так можно было поддержать и его численность, и его боеспособность, и лояльность на более или менее приемлемом уровне.
Стрелецкая «оружность»
Стрелцы тацы бяху искусны и научены ратному делу и пищалному стрелянию, яко и малыя птицы на полете убиваху из ручных пищалей…
Казанский летописец. Стб. 425.
В уже упоминавшейся нами формуле С. Хантингтона техническая компонента военного дела является одной из важнейших, и, естественно, рассказывая о стрельцах, мы не можем не охарактеризовать (по возможности подробно) комплекс вооружения «янычар» Ивана Грозного.
«Огненный бой»
Неизвестный автор «Казанского летописца» отнюдь не случайно именовал стрельцов «огненными». Ручное огнестрельное оружие, пищаль или ручница, а то и тяжелая гаковница — главное оружие стрельцов, их отличительный признак и своего рода «торговая марка», по которой стрельцов можно сразу узнать. В отличие от западноевропейской пехоты раннего Нового времени, вооруженной частью длинной пикой, частью — аркебузами и мушкетами, или польских наемных жолнеров, роты которых также имели смешанное вооружение, включавшее в себя как древковое, так и огнестрельное оружие, московские стрельцы изначально вооружались (насколько позволяют судить сохранившиеся источники) только огнестрельным оружием. На это обстоятельство указывал, в частности, автор классической статьи по вооружению стрелецкого войска С.Л. Марголин, критикуя распространенное одно время мнение, что-де существовали в свое время копейные стрелецкие сотни
[438]. Холодное оружие (о составе которого идут споры и по сей день) служило стрельцам только для самообороны. Лишь позднее, в годы Смуты, стрельцы частично вооружаются древковым оружием, но оно служило дополнением к огнестрельному, которое как было, так и продолжало оставаться главным их оружием.
Практически все известные эпизоды участия стрельцов в боевых действиях так или иначе связаны с применением ими в первую очередь огнестрельного оружия — взятие Казани в 1552 г., осада Полоцка в 1563 г., битва при Молодях в 1572 г. и другие. Более того, в наказах-«наставлениях» воеводам, которые они получали из Разрядного приказа, подчеркивалось, чтобы «без крепости наряду и стрельцом не в крепком месте однолично со царем бояром и воеводам не сходитися»
[439], ибо для не имевших древкового оружия стрельцов единственной надеждой на поле битвы в случае, если неприятель не повернет назад после сделанного ими залпа из пищалей, оставалась «крепость» да «крепкое место». Не менее любопытна и фраза из наказа воеводе князю Д.М. Пожарскому, назначенному в октябре 1617 г. на службу в Калугу. Ему предписывалось, чтобы головы и сотники стрельцов и казаков его рати смотрели «накрепко, чтобы у стрелцов и у казаков пищали были у всех сполна, да и стрелять бы стрелцы и казаки были горазди». При этом в наказе говорилось, что если «у которых у стрелцов и у казаков пищалей нет, а даваны будет им пищали из Государевы казны, и им на тех стрелцех и на казакех пищали велети доправити, чтоб однолично никаков стрелец или казак без пищалей не были»
[440].
И в литературных памятниках того времени русские книжники (такие, как, к примеру, автор-составитель «Казанского летописца», цитату из сочинения которого мы использовали в качестве эпиграфа к этому очерку) подчеркивают искусство и мастерство стрельцов именно как стрелков из огнестрельного оружия. Так, в повести об обороне Пскова от армии короля Речи Посполитой Стефана Батория ее автор противопоставлял стрельцов детям боярским и остальным защитникам города, поскольку во время штурма «государевы же бояре и воеводы, и все воинские люди, и псковичи тако же противу их (королевских воинов. — В.П.) крепко и мужественно стояху: овии под стеною с копьи стояху, стрельцы же из пищалей по них стреляху, дети же боярские из луков стреляху, овии на них камение метаху». В другом месте автор «Повести» пишет о том, как «на тех же скорых литовских гайдуков скорогораздыя псковские стрельцы з долгими самопалы изготовлены, яко ни единому утещи даяху…»
[441].
Свидетельствам с русской стороны вторят и иностранцы, видевшие русских (в первую очередь московских) стрельцов воочию. Они дружно именуют московских стрельцов (strelits) аркебузирами (arquebuziers или harqubusers) или стрелками (англ, gonners)
[442], подчеркивая тем самым их сугубо «стрелковую» сущность. Одним словом, с самого начала своего существования стрелецкая пехота представляла собой стрелков из ручного огнестрельного оружия. Так что же представлял собой «огненный бой» стрельцов?
Прежде всего небольшое терминологическое изыскание. Наиболее распространенными терминами для обозначения ручного огнестрельного оружия на Руси в XV — начале XVII века были «пищаль» (иногда с оговоркой «ручная) и «ручница» (и ее полонизированный вариант «рушница»). Тяжелая крупнокалиберная пищаль/ручница с под ствольным крюком-гаком, служащим для снижения отдачи при выстреле, именовалась «гаковницей», или «затинной пищалью» (от слова «тын»). Не вызывает сомнения тот факт, что пищаль/ручница оснащалась фитильным замком. Ручное огнестрельное оружие с колесцовыми или ударно-кремневыми замками, начавшее распространяться на Руси в последней четверти XVI в., получило характерное название — «самопалы» (варианты — «санопалы», «сенопалы»). Отечественный оружиевед Л.И. Тарасюк, проанализировав письменные свидетельства русских источников, отмечал в этой связи, что «термин «самопал» возник как обозначение ручного огнестрельного оружия с искровыми механизмами автоматического воспламенения и применялся в XVI–XVII вв. только по отношению к оружию с колесцовыми и кремнево-ударными замками»
[443]. Стоит заметить, что в русских источниках различают «самопалы» «долгие» и «короткие», под которыми стоит понимать, очевидно, карабины и пистолеты рейтарского типа. Другим вариантом названия ручного огнестрельного оружия с такого рода замком было «завесная пищаль», а под «съезжей пищалью» понимали в первую очередь оружие всадника (карабин?). Впрочем, в русских источниках пищалью вполне могли назвать и ружье с ударно-кремневым замком, и предположим, что это было связано с тем, что в начале XVII в. ручное огнестрельное оружие с подобными замками если и не оттеснило традиционные фитильные пищали на второй план, то, безусловно, доминировало, и старый термин обрел новое содержание.
