Подытоживая все вышесказанное, отметим, что, судя по всему, комплекс вооружения стрелецкого войска сложился не сразу. Его главный компонент, пищаль/ручница изначально играла доминирующую роль в стрелецкой «паноплии», тогда как холодное оружие по отношению к ней имело второстепенный, оборонительный характер. И топор, и сабля нужны были стрельцам для самообороны, «ручного сечения» с неприятелем, который сумел дойти до стрелецкого строя и преодолеть защитные сооружения перед ним. Татары, которые на протяжении первых десятилетий существования стрельцов были главными противниками Русского государства, не стремились испытывать судьбу в «прямом деле» и уклонялись от «ручного сечения», а невысокая, по сравнению с русскими, оснащенность татарского войска огнестрельным оружием делала вполне эффективным против него такой экзотический вид полевой фортификации, как гуляй-город. Не то дело с польско-литовской и шведской армиями, обильно оснащенными как тяжелым, так и ручным огнестрельным оружием. Как результат, мы видим в конце XVI — начале XVII в. постепенное перевооружение стрелецкой пехоты с ручниц с фитильными замками на самопалы с замками ударно-кремневыми. Практически одновременно начинаются эксперименты с довооружением стрельцов иными видами оборонительного вооружения — теми же бердышами (сперва протобердышами, а затем и настоящими) и копьями (рогатинами), а также новыми видами полевой фортификации. В общем, если сказать, что комплекс стрелецкого вооружения был достаточно эффективен, а хорошо обученный и мотивированный стрелец, вооруженный современным на тот момент оружием, был опасным противником, то в этом не будет сильного преувеличения. Грамотное тактическое использование стрелецкого войска с учетом его сильных и слабых сторон определяло исход «прямого дела», в которое оно оказывалось втянуто.
Стрелецкая «служба»
Немалое (по тем временам) государево жалование, денежное, хлебное и иное, особый социальный и правовой статус, определенные льготы, разрешение заниматься торговлей и ремеслами, освобождение от тягла — все это даровалось стрельцам не просто так. За принадлежность к служилому «чину», занимавшему верхние строчки в социальной иерархии московского общества раннего Нового времени, нужно было платить, и платить кровью (впрочем, и не только ею — круг обязанностей стрельцов будет все расширяться по мере роста их численности и географии размещения стрелецких гарнизонов). О стрелецкой государевой «службе» и пойдет речь в этой главе.
Государева служба: что вменялось в обязанности рядовым стрельцам и начальным людям?
Чтобы ответить на вопрос, вынесенный в заголовок этого раздела, обратимся к поручным записям, которые давали старослужащие стрельцы по новобранцам и в которых круг обязанностей рядовых стрельцов расписан чрезвычайно подробно, — здесь и «полковая» служба, и гарнизонная, и дисциплинарные требования, и многое, многое другое. Ну а чтобы разобраться с тем, чем должны были заниматься начальные люди, проанализируем тексты наказов, которые получали из Стрелецкого приказа стрелецкие головы, — эти наказы не менее, а в чем-то даже еще более интересны, чем поручные записи рядовых стрельцов, поскольку показывают не только обязанности голов, но и демонстрируют «изнанку» стрелецкой «службы». Итак, окунемся в мир древних актов.
Начнем, пожалуй, с наказов стрелецким головам. Отправляясь к месту службы, голова получал из Стрелецкого приказа специальную грамоту, в которой самым подробнейшим образом были расписаны его обязанности на новом месте службы. Возьмем, к примеру, уже упоминавшуюся нами прежде грамоту, которую от имени царя Михаила Федоровича получил из Стрелецкого приказа стрелецкий голова Дмитрий Дернов, направляясь в апреле 1614 г. на службу в Кирилло-Белозерский монастырь. Грамота эта интересна прежде всего тем, что она явно была создана по образцу аналогичных наказов, которые выдавались в досмутное время. Вообще, для московской бюрократической практики была характерна своего рода «стабильность» и приверженность старине. «Можно говорить о принципиальном сходстве приемов ведения делопроизводства на протяжении почти двух столетий — конца XV–XVII в.», — отмечал отечественный исследователь К.В. Петров, характеризуя особенности функционирования приказной системы в Русском государстве в раннем Новом времени
[571]. И связана эта «стабильность» и консерватизм не в последнюю очередь с тем, что, начиная свою карьеру с должности подьячего, приказные дьяки оттачивали свои умения и навыки ведения дел на практике, работая с и с текущей документацией, и с материалами, что отложились в приказном архиве от предыдущих времен. И зачем в таком случае изобретать велосипед, если все необходимые образцы и формы были под рукой и вбиты (порой буквально) в сознание?
Но вернемся после этого краткого экскурса в московскую приказную практику к наказу Дмитрию Дернову. Что надлежало делать голове, заступая в должность? Перво-наперво, говорилось в грамоте, «приехав в Кирилов монастырь, взяти у воеводы у Нелюба Суколенова кирилловским стрелцом имянные списки, да по тем спискам тех стрелцов пересмотрети перед собою всех на лицо», и по результатам поверки отписать соответствующую «отписку» в Москву, на имя государя, и отдать ту грамоту судье и дьякам Стрелецкого приказа князю А.В. Лобанову-Ростовскому, Д. Радцову и И. Васильеву
[572].
Дальше в тексте наказа последовательно и весьма дотошно расписывались служебные обязанности новоиспеченного стрелецкого головы. Прежде всего ему наказывалось «будучи в Кирилове у кирилловских стрелцов», этих самых стрельцов «ведати и судити и от сторон беречи, чтоб им ни от кого напрасно обид и продаж не было». Вместе с тем, в свою очередь, голова должен был смотреть и за тем, чтобы и «от стрелцов было тому ж воровства и дурна никоторого не было», а именно «чтобы стрелцы сторонним всяким людем никому никакого насильства не делали»
[573]. Традиции «силного имания» прочно укоренились в среде ратных людей, и при малейшем ослаблении контроля за ними со стороны начальных людей они легко пускались во все тяжкие, от чего страдали и тяглецы, и, что немаловажно, авторитет самого государя, от которого население ожидало правосудия и порядка. Вот, к примеру, характерный случай. В мае 1635 г. двинскому воеводе Г.А. Плещееву была направлена царская грамота, а в ней говорилось следующее — «бил нам челом Николы Чудотворца Корелского монастыря игумен Лазарь с братьей, а сказал: по вашему де указу посылаете вы, для караулу, на Пудоженское и на Лицкое Корелское и на Двинское устье по пятидесяти стрелцов». Эти же стрельцы, пользуясь тем, что и старцы, и монастырские служки, и трудники не имели на руках «печателй и выписей», выданных воеводой, «монастырских старцев и служек и трудников с монастырьскими запасы не пропущают, и их грабят, и всякие монастырские запасы перебивают, и от того де насилства чинятся им (т. е. монастырским старцам. — В.П.) убытки великие»
[574].
