Поднялись на лифте. Червонцев тщательно осмотрел коврик перед дверью, замок — никаких следов взлома. Полковник Федоровский лежал в прихожей лицом вниз, неловко подложив под себя правую руку. Он был полностью одет, только пиджак валялся на полу рядом с двумя старыми чемоданами.
Червонцев и Кузьмищев оценили взглядом квартиру, в которой накануне поселился Федоровский. Постель не расстелена. Кузьмищев распахнул дверки платяного шкафа: пусто. От сотрясения закачались тонкие металлические вешалки. В двух других комнатах мебели почти не было.
— Все как вчера, — сказал Кузьмищев, который ночью, после пьянки, отвозил Федоровского домой.
— Распаковаться не успел, — заметил Червонцев.
Посольский врач, присев на корточки, склонился над телом.
— Помогите его перевернуть, — попросил он.
Увидев искаженное лицо покойника, Косенко отвернулся. В прихожей пахло рвотой и алкоголем. Вслед за Червонцевым и Кузьмищевым корреспондент прошел на кухню. Кузьмищев закурил, и сигаретный дым перебил все запахи. Червонцев распахнул холодильник — не включен. Чайник, оставшийся от предыдущего хозяина, покрыт слоем пыли.
— И чаю не успел попить, — пробормотал Кузьмищев.
Они услышали звук льющейся воды. Из ванной вышел врач, вытирая руки носовым платком.
Червонцев повернул к нему свое квадратное лицо, кивнул в сторону выхода: поговорим за дверью, здесь могут быть подслушивающие устройства. Мы с сирийцами — друзья, но работа есть работа.
Вышли на лестничную площадку. Кузьмищев вызвал лифт, который с грохотом пополз на шестой этаж старого многоквартирного дома.
— Умер ночью. Диагноз у меня сомнений не вызывает, — доложил врач. — Острая сердечная недостаточность плюс алкогольная интоксикация. Такое случается. Одновременно и сердце схватило, и стошнило. Непосредственная причина смерти — задохнулся рвотной массой.
Впечатлительному Косенко стало дурно. Кузьмищев пыхнул сигаретой и переспросил:
— Ты на сто процентов уверен?
— На сто двадцать, — подтвердил врач.
Червонцев спокойным голосом приказал Кузьмищеву:
— Вызывайте полицию, оформляйте, как положено.
Забыв о лифте, Червонцев устремился вниз по лестнице. Утренний кошмар кончился. Игорь Мокеевич Федоровский умер от счастья. Сердце не выдержало. Слишком долго ждал, когда ему вновь разрешат вербовать.
Итак, никаких убийств, никаких чрезвычайных происшествий, никаких проблем. Кроме отправки трупа на родину. Шифровка с предупреждением о возможном теракте отошла на задний план. Червонцев сел в торгпредовскую машину и вернулся в посольство.
ДАМАСК. ГОСТИНИЦА. НОМЕР ПРОФЕССОРА УСМАНОВА
Сон был чудесный. Он давно таких не видел.
На его кровати лежала голая женщина. Ее руки и ноги была связаны, во рту кляп. Она совершенно беспомощна и смотрит на него с ужасом. Он улыбается и обещает, что ей будет хорошо. Гладит и целует ее грудь. Теперь целует ее живот и опускается еще ниже. Он чувствует, как ее тело откликается на его ласки. Он медленно целует каждый сантиметр ее тела. В отличие от других мужчин он никуда не торопится. Разве кто-нибудь из них был так внимателен и нежен с ней?
Он — настоящий любовник. Знает, как доставить женщине удовольствие. И оргазма они достигают одновременно.
После этого он берет в руки хлыст. Ее глаза испуганно расширяются. Она еще не понимает, что он может доставить ей только удовольствие. И он вынужден ей это объяснить. Разговаривает с ней мягко и неторопливо, хотя его самого сжигает страсть.
— Ты же любишь секс. Ты любишь секс больше всего на свете. Ведь я прав? Ну, признайся, — говорит он. — Ты боишься себе самой в этом признаться. Я помогу тебе.
И он наносит первый удар. Свист хлыста успокаивает его.
Садистские фантазии — отголоски детской борьбы за расположение матери, это то, что недоступно женщинам, это страдания младенческого ума, оказавшегося во взрослом теле. Разве его вина, что женщина не в состоянии понять, в чем состоит радость жизни? Все, что нужно садисту, это услышать от женщины вожделенное: да! Он возбуждается сам. И в эту минуту пробуждается…
Олег Червонцев проснулся весь мокрый от пота. Это был всего лишь сон. Сердце у него отчаянно колотилось. Во рту пересохло. Он сбросил с себя тяжелое одеяло. Присел на кровати. Рядом валялась пустая бутылка. Он услышал, что звонит телефон.
В субботу утром в Дамаск прилетел профессор Усманов. Он сразу позвонил Олегу Виленовичу Червонцеву. В Москве полковник Червонцев часто обращался за помощью к Усманову. Случаются медицинские проблемы, с которыми не ко всякому врачу обратишься.
Лысый и толстый Усманов обзавелся большой клиентурой, в первую очередь благодаря готовности помочь в самой щекотливой ситуации и привычке помалкивать. Даже самым близким людям он не рассказывал о бедах и несчастьях своих пациентов, среди которых были весьма высокопоставленные люди.
— Профессор, дружище, страшно рад тебя слышать! — пророкотал в трубку довольный Червонцев. — Ты надолго?
— Нет, я на конференцию по военной медицине. Помогаем сирийским коллегам. Правда, отпустили всего на пару дней. Я могу тебя увидеть?
— Конечно.
— Как ты? Есть проблемы? Как себя чувствуешь? — поинтересовался профессор.
— Это не телефонный разговор.
— Хорошо, хорошо, — согласился Усманов. — Приезжай ко мне в отель. Жду тебя вечером, поужинаем. Есть хорошие бутылки, какие ты любишь.
Червонцев отпустил водителя возле гостиницы и сказал, что позвонит в гараж, когда понадобится машина.
Профессор был на полголовы ниже полковника и вдвое толще. Он скинул пиджак и остался в жилете. Широким жестом указал на накрытый стол:
— Садись, поужинаем. А то я час хожу мимо стола, измучился.
Профессор ел с аппетитом и рассказывал новости. Он словно не замечал мрачного настроения Червонцева, хмуро смотревшего в тарелку. Полковник предпочитал неразбавленный бурбон со льдом. Усманов знал, что Олегу надо дать время расслабиться, размякнуть. Это произошло после четвертой порции бурбона.
Червонцев расстался с пиджаком и галстуком. В компании старого друга он чувствовал себя спокойно и надежно. Усманов выключил верхний свет и зажег свечи. У него всегда был запас кубинских сигар лучших сортов. Насытившись, профессор закурил сигару и мечтательно наблюдал за колечками дыма в дрожащем пламени свечи.
— Что мне делать? — вдруг спросил Червонцев.
— Ты болен, Олег? — забеспокоился Усманов.
— Я здоров, — нетерпеливо отмахнулся Червонцев. — У меня серьезные неприятности. У большого начальства вырос на меня зуб, а своему непосредственному руководителю я никогда не нравился. Только ждут повода, чтобы избавиться от меня.
