Если бы он видел, как за час до его приезда тщательно осматривали эту необитаемую комнату, сомнений бы у него не осталось. Сотрудники службы безопасности проверили прочность огромной люстры, безопасность электропроводки. Перевернули и ощупали мебель.
Президент вошел через другую дверь, на которую Шувалов и внимания не обратил. Двигался он энергично, пожал руку, предложил сесть. Сразу дал понять, что торопится. Закинул ногу на ногу, внимательно посмотрел на Шувалова:
— Ты совсем поседел. Хотя шевелюру сохранил.
Инстинктивно дотронулся до своих волос.
— А у меня другие заботы.
Забот у него хватало. Вблизи Шувалов увидел то, что незаметно на телеэкране: темные мешки под глазами, ранние морщины, вообще какое-то ощущение усталости.
— Я вот пытался вспомнить, когда мы в последний раз виделись, — президент сделал вид, что задумался. — На курсах переподготовки в Краснознаменном институте, верно? Еще совсем были молодыми.
Шувалов, к стыду своему, плохо помнил нынешнего президента. Хотя получилось так, что они дважды учились вместе — сначала два года в разведшколе, затем еще на курсах. Но Шувалов учил арабский, трудился на восточном направлении, западников знал плохо. Может, в этом дело. Может, будущий президент в те годы особо не привлекал к себе внимание — качество, важное в этой профессии. Когда однокашник внезапно оказался в Кремле, Шувалов пытался нащупать общие воспоминания — безрезультатно.
— Есть одно дело, которым я попрошу тебя заняться, — сказал президент, завершив лирическую часть.
— Я ушел с оперативной работы, — на всякий случай напомнил Шувалов.
— Знаю, Виталий, — нетерпеливо дернул головой президент. — Это личная просьба. Личную просьбу можешь выполнить?
Такого разговора Шувалов не ожидал.
Года три назад с ним связывались прежние коллеги, хотели втянуть его в одну комбинацию. Он поблагодарил — и отклонил предложение. Ушел значит ушел. Теперь же так поступать показалось неуместным.
— Может, хочешь чаю? Или кофе? — спохватился президент.
— Специально для меня не надо. Но составить компанию могу, — дипломатично выразился Шувалов.
Он никак не мог решить для себя, как ему именовать президента. На «ты» — не слишком вежливо по отношению к главе государства. На «вы» — странно, в школе все тыкали друг другу.
Президент сделал движение рукой, и молодой человек в белой рубашке вкатил красиво сервированный столик — чашки с государственным гербом, аккуратная горка печенья. Шувалов охотно выпил чая с молоком. Он ушел из дома не позавтракав — в этот день кусок в горло не лез. Президент до своей чашки не дотронулся; заговорил тихо и медленно:
— Все, что я тебе сейчас сообщу, как ты понимаешь, высшая государственная тайна. Но я даже не буду просить тебя хранить ее, потому что верю тебе. — Президент замолчал. То ли обдумывал, как вести разговор дальше, то ли вспомнил что-то особо неприятное. Глаза у него потемнели. — Провал, какого еще не было. Кто-то выдал информацию о приезде министра обороны в Дамаск. Говорю «выдал», потому что есть основания считать, что исламистов на него навели. Такого еще в истории нашей страны не случалось.
Президент опять замолчал.
— Ты, наверное, удивился, почему я этим сам занимаюсь. — Он опять крутанул головой. Возможно, хотел выругаться, но это было не в его стиле. — Ты не можешь представить себе, что я испытываю.
Президент заглянул в бумаги, лежавшие у него на столе.
— Вот что уже известно. Сирийские саперы из-под обломков взорванного в Дамаске здания извлекли, помимо наших людей, искалеченный труп человека с европейскими чертами лица. Уже установили, кто он. Немец. Террорист. Присоединился к халифату. Имя — Гюнтер Валле.
— Я его знаю, — сказал Шувалов.
Президент усмехнулся.
— Мне уже доложили. Но это еще не все. За день до этого в Бейруте погибает наш важнейший агент. — Он вытащил из внутреннего кармана пиджака картонную карточку и сверился с ней. — Ее имя тебе тоже известно: Кристина фон Хассель.
Шувалов вздрогнул. Это было имя из прошлого. Он входил в число трех офицеров, которые приняли окончательное решение о ее вербовке.
— Так вот, она предупреждала о возможности теракта против наших людей в Сирии. А за несколько дней до ее гибели в Дамаске внезапно умирает офицер, который ее вел, — полковник Федоровский.
Игоря он тоже хорошо знал.
— Его срочно командировали в Сирию как раз для того, чтобы предупредить теракты, — продолжал президент. — А он умер в первую же ночь в Дамаске. — Президент развел руками.
— Как ты понимаешь, с тех пор, как я работаю в Кремле, деталями разведывательных операций мне заниматься некогда. И незачем. Но тут явно происходит нечто чрезвычайное. Вопрос в том, что именно. Или немцы вместе с кем-то провели эту операцию против нас? И концы в воду… Или у нас в Ясенево предательство. Наши люди сотрудничают с халифатом? И думать о таком не хочется. Но… — Вот теперь он посмотрел Шувалову прямо в глаза. — Поэтому я тебя позвал.
Уже не собирается ли он отправить Шувалова с секретной миссией в Дамаск? Это была бы странная идея.
— Ребята из ФСБ, ясное дело, бьют копытами. У них в контрразведке уже есть список подозреваемых. Лебедев утром был у меня. Знаешь его?
Шувалов кивнул.
— Но я не верю, что они найдут предателя, — продолжал президент. — Предал кто-то из своих. Кто где-то здесь, рядом. Какой-то мерзавец, которого я знаю, который, вполне возможно, заходит в мой кабинет, стоит у меня за спиной…
Он замолчал.
Откуда-то бесшумно появился человек в безукоризненно отутюженном костюме, прошептал президенту на ухо что-то неслышное и выскользнул из комнаты. Президент его словно не заметил.
— Я хочу, чтобы его нашли! — Это была, пожалуй, первая фраза, произнесенная с металлом в голосе. Президент встал и прошелся по комнате, разминая усталые мускулы. — Почему ты? Ты знал всех троих. Ты человек, не чужой разведке, но независимый от ее начальства. И главное — в отличие от остальных точно в этой истории не участвовал. Просто не мог… Выходит, из тех, кто способен разобраться в этой истории, доверять я могу только тебе. Видишь, я с тобой предельно откровенен.
Он остановился и посмотрел на Шувалова.
— Ты молчал, пока я говорил. Теперь скажи, что думаешь.
Шувалов был ошеломлен. Он ожидал чего угодно, но не такого предложения.
— Я ушел из конторы, — напомнил Шувалов. — Да и когда работал, не был контрразведчиком. Я же работал по линии ПР, политическая разведка.
Он подумал, что напрасно расшифровал аббревиатуру, знакомую всякому сотруднику бывшего Первого главного управления КГБ СССР. Политическая разведка была самым важным подразделением в любой резидентуре, и все стремились работать на этом направлении.
