Из соседней комнаты он позвонил человеку, который ждал звонка и сразу снял трубку. Услышав отчет, тот разозлился:
— Зачем вы его напоили? Что теперь с ним делать?
— Надо немедленно отправлять его назад, пока его не начали искать, — хладнокровно ответил Абд аль-Хаким. — Профессор здесь и ждет.
— Русский дал согласие работать с нами?
— Нет. Но он сказал, что желает с нами остаться…
— Пьяный разговор к делу не пришьешь.
— У нас есть магнитофонная запись разговора. Да мы теперь можем держать его в руках, — с энтузиазмом ответил Абд аль-Хаким. — Никуда он не денется. Он будет на нас работать. Если мы предадим гласности его слова…
Пока решалась его судьба, Олег Червонцев храпел на кожаном диване в маленькой комнате возле кухни. С него заботливо сняли пиджак и галстук.
Усманов, увидев своего друга, пришел в ужас:
— Что вы натворили? Я должен обязательно вернуть его назад. А он в таком состоянии! Что будет, когда его увидят?
Сирийцы с презрением смотрели на Усманова. Когда им надоели его причитания, Ахмед Шараф, не стесняясь, распорядился:
— Уберите этого гомика.
Усманов вздрогнул и замолчал.
Никогда еще с ним не разговаривали так грубо и презрительно!
Сладко спящего Червонцева сирийцы снесли вниз и уложили на заднем сиденье машины. Усманов сел рядом с водителем. Они ехали по ночному Дамаску, притормаживая на перекрестках и сворачивая в нужных местах, но он смотрел на дорогу невидящими глазами.
Профессор Усманов вспоминал большой крестьянский дом, в котором вырос. Зима была лучшим временем года, потому что отец, отправляясь на заработки, брал его с собой в лес. А когда отец уходил один, в доме появлялись разные мужчины. Сидели на кухне вместе с его мамой. Она наливала им разбавленный спирт и угощала пловом. Мама совершенно преображалась. Она крутилась между мужчинами, которые похлопывали ее пониже пояса и при этом хохотали.
«Ты бы лучше погулял», — обыкновенно говорила ему мама, раскрасневшаяся от спирта и мужского внимания. Усманов убегал из дома и плакал. Он был достаточно взрослым, чтобы понять, для чего заявлялись в их дом незнакомые мужчины. Он возненавидел мать за то, что она предала его, и перенес эту ненависть на всех женщин в мире.
Впервые он почувствовал себя счастливым, когда в столице республики пожилой главный врач клиники пригласил юного ассистента к себе домой на ужин. Главврач был внимателен и заботлив. Усманов истосковался по добрым чувствам. Он с восхищением смотрел на своего руководителя.
После ужина они выпили немного водки и настоящего кофе, а затем начальник, высокий, статный мужчина, принялся его целовать. Раздел, увел в комнату и уложил в постель. Наконец-то Усманов осознал, что значит любить самому и быть любимым и желанным. Впервые в жизни он был счастлив. Они оставались любовниками несколько лет. Но главврач рано умер.
Потомившись месяц, Усманов стал подыскивать себе нового партнера. За эти годы отвык спать один. Встретить по-настоящему близкого человека не удавалось. Однажды попытка найти в Ташкенте партнера на ночь закончилась арестом. Его задержали вместе с молодым человеком нетрадиционной сексуальной ориентации, нуждавшимся в деньгах.
Ночью вызвали из камеры на допрос. Беседовал с ним человек в штатском. Усманов согласился на все, лишь бы избежать суда и позора. Утром его тихо отпустили.
Сидя в машине, профессор Усманов заплакал. Слезы катились по его полному лицу, а он их даже не замечал.
ЛИВАН. БЕЙРУТ
Кристи нашла лидера ливанских христиан Башира Амина очень красивым. Особенно замечательны были его темные восточные глаза, от которых трудно было оторваться. Он легко завязал разговор и беседовал с ней совершенно непринужденно. Кристина с интересом смотрела на Башира. Она представляла его совершенно иным человеком, ознакомившись с его досье в своем служебном кабинете в Кёльне.
Башир с детства отличался неукротимым характером. В школе ему трудно было спокойно сидеть за партой. В юности он мог запросто унизить и ударить человека. С годами стал разумнее, научился сдерживать себя, старался не повышать голоса. Он начинал войну против исламистов всего с пятьюдесятью бойцами. Очень скоро старшее поколение христианских лидеров признало его способность быть лидером.
Он трудился двадцать четыре часа в сутки, требовал того же от остальных. Заседания руководства «Ливанского фронта» начинались после полуночи и заканчивались под утро. Желающие выступить поднимали руки, и Башир записывал их имена на листке бумаги. Потом предоставлял слово. Каждый имел право говорить пять минут. Башир всех выслушивал, не прерывая. Когда замолкал последний оратор, объявлял решение.
Беседы Кристи с Баширом Амином затягивались иногда до полуночи. В комнату заглядывали озабоченные помощники и намекали шефу, что пора идти. Башир целовал Кристи руки и приказывал отвезти ее в гостиницу на своей машине и с охраной.
Накануне их очередной встречи Башир Амин распорядился убить своего соперника Тони Франжье. Подосланные люди уничтожили в доме Франжье всех и вся, включая горничную, шофера и собаку.
Кланы Франжье и Амина, христиане-марониты, воевали между собой, хотя раньше вместе сражались против ливанских шиитов и сирийцев. Они убивали друг друга не из-за религиозных разногласий, а из-за плодородных участков земли и права взимать дорожные пошлины.
— Почему вы отдали приказ убить Тони? — смело спросила Кристи.
Башир долго молчал. Она уже решила, что не дождется ответа.
— Я попытался поладить с ним. Даже патриарх старался помирить нас, но безуспешно. Тони угрожал моей жизни. Его люди убили одного из моих помощников и не отдавали тело. Мы не могли его похоронить. Я всего лишь приказал забрать тело и арестовать убийц.
Зазвонил телефон, и Башир вцепился в него, как в спасательный круг.
По телевидению показывали, как в Дамаске счастливо улыбающийся президент Сирии Асад-младший радостно жмет руку низенькому и пузатому Самиру Кантару, одному из боевиков шиитской боевой организации «Хезболла».
Башир знал, что Самир Кантар молодым человеком вступил в террористическую группу «Народный фронт освобождения Палестины». Вместе с тремя другими боевиками на моторной лодке подплыл к израильскому городу Нагария, чтобы захватить заложников. Они выбили дверь и ворвались в жилой дом. В одну комнату бросили гранату. Из другой вытащили человека с четырехлетней дочкой и повели их к лодке. Самир Кантар застрелил отца и на глазах девочки бросил его тело в море. А потом убил и ее — ударами приклада. Боевиков схватили. На суде были представлены результаты экспертизы. Судья назвал преступления Самира Кантара «низшей точкой нравственного падения и сатанинским деянием».
Но через некоторое время пришлось его выпустить, чтобы вернуть на родину тела двух погибших израильтян.
