Конфуций родился в 551 году до н. э. в небольшом царстве Лу, располагавшемся на территории нынешней провинции Шаньдун. Происхождение его остается туманным, но среди предков можно предположить наличие аристократов. По его собственному признанию, в молодости Конфуций принадлежал к категории людей «без звания, пребывающих в стесненных обстоятельствах». Ему приходилось упорным трудом зарабатывать на жизнь, причем ему поручали в основном задания, не требовавшие высокой профессиональной квалификации. Учеба ему давалась легко, но все знания пришлось приобретать самостоятельным обучением.
В молодости Конфуций приобрел опыт, позволивший ему познакомиться со страданиями простого народа, к судьбе которого он проникся глубокой заботой. Он почувствовал, что мир, к сожалению, устроен совсем неладно, и ради счастливой жизни на земле в нем требуется многое коренным образом поменять. Он воспользовался возможностью не только узнать жизнь народа, но к тому же познакомиться с вельможами, считавшимися наследными господами Поднебесной. О подавляющем большинстве этих аристократов у него сложилось весьма невысокое мнение. Понятно, что как раз ведущих паразитический образ жизни дворян он имел в виду, когда сказал: «Трудно ожидать что-либо путное от мужчин, весь день напролет насыщающих себя трапезой, и при этом ни о чем больше не задумывающихся. Даже профессиональные игроки чем-то заняты, и хотя бы поэтому они полезнее тех бездельников».
К несчастью, однако, аристократы иногда пытались заниматься делом. Они проявляли недюжинную изобретательность в придумывании все более изощренных аспектов роскошной жизни, за которые платил народ, изнемогавший под гнетом поборов и принудительного труда. Наряду со всем прочим дворяне забавлялись искусством войны. В Китае, возможно, как практически во всех остальных странах мира, дворянство возникло из сословия ратников. В старину эти ратники выполняли полезную функцию по вооруженной защите общества, но как сословие они по большому счету пережили свою практическую ценность и теперь терзали народ и друг друга. Большинство из них считало военное ремесло единственным занятием, достойным серьезного внимания со стороны благородного человека, и поднимало на смех всех тех, даже из своего числа, кто заботился о налаживании толкового управления государством и упорядочении административного аппарата.
Конфуций отнюдь не относился к пацифистам. Он считал, что, к сожалению, существуют моменты, когда благородному человеку без применения силы не обойтись, чтобы не сделать себя и население окружающего его мира объектами порабощения теми, для кого сила представляется единственным аргументом в любом споре. Но при этом он называл применение силы крайней мерой, всегда подчиненной не только в идеальном варианте, но и в повседневной жизни принципу справедливости. На идеальном и личном уровне он говорил: «Если в глубине души я чувствую себя неправым, мне следует пасовать даже притом, что мой противник числится слабейшим из людей. Но если собственное сердце подсказывает мне, что я прав, то должен броситься в битву даже против тысяч и десятков тысяч врагов». На более практическом уровне он полагал, что армия способна сражаться как следует, если даже ее рядовые дружинники знают, за что они борются, и убеждены в справедливости своего дела. Он считал, что моральный дух войска зависит от нравственной убежденности в своей правоте. Он предупреждал: «Вести в бой народ, не готовый к войне, значит погубить его».
Конфуций прекрасно понимал, что такие представления диаметрально противоположны по своей сути убеждениям дворянства. Осознавая это, он даже пытался как-то сгладить возникшее противоречие. До его появления на свет категория цзюнъцзы, или «благородный муж», практически однозначно толковалась как изначальное английское слово «джентльмен». Им обозначали человека благородного происхождения, предки которого принадлежали к сословию, возвышавшемуся над простым народом. Такого человека причисляли к благородному сословию по факту рождения в его среде; представителей подлых сословий к благородным мужам не подпускали, зато те же благородные потомки оставались в своей среде, невзирая ни на какие их подлые поступки. Конфуций полностью поменял использование данного слова. Он утверждал, что благородным можно считать любого человека, если его поведение отличается благочестием, бескорыстием, справедливостью и добротой. Вместе с тем он утверждал, что благородными людьми не рождаются; ими становятся, доказывая свое право таковыми называться поступками и нравом.
Конфуций никогда не придавал особого значения витиеватому красноречию и вычурным высказываниям, к тому же отсутствуют какие-либо сведения о произнесении им публичных речей. Тем не менее его следует признать редким по силе убеждения оратором, когда он выступал перед одним человеком или небольшими группами слушателей. Даже сегодня при прочтении сформулированных им мыслей невозможно избавиться от притягательности его личности. Он излагал свои предложения по преобразованию мира, отличавшиеся многообразием и смелостью полета фантазии, перед теми, с кем он затевал общение, и постепенно к нему льнули многочисленные юноши, становившиеся его учениками или, как мы обычно называем их, его адептами. В самом начале кое-кто из них был совсем не намного моложе учителя.
Насколько нам известно, эта группа, включавшая Конфуция и тех, кто учился вместе с ним, послужила основой первой в китайской истории частной школы, в которой приобретали высшее образование. К сыновьям правителей и аристократов издавна приставляли наставников; а люди, предназначавшиеся на должности рядовых чиновников при дворах, обучались управлению государством у своих начальников. Такого рода обучение, как кажется, состояло по большому счету в овладении приемами, позволявшими человеку исполнять определенные традиционные функции. Конфуций, однако, занимался обучением подопечных молодых людей не просто своему ремеслу, а их просвещением в том смысле, который дается в одном из словарей: «Развитием и воспитанием умственных способностей или нравственных основ личности с точки зрения расширения кругозора, укрепления рассудка и привития дисциплины».
Просматривается определенная причина того, почему Конфуций уклонился от традиционной концепции китайского учебного заведения. Две тогдашние программы мало чем отличались, так как обе они предназначались для подготовки учеников на службу государственными чиновниками. Однако притом что по сложившимся представлениям любой чиновник должен был выступать в качестве незатейливого инструмента в руках своего правителя, воплощавшего в жизнь желания того же правителя и осуществлявшего управление привычным манером, Конфуций ждал от своих учеников динамичной роли в изменении сути порученного им правительства, в котором они могли бы занять достойное место и заставить его служить удовлетворению потребностей народа. Если они проявляли готовность сыграть такую роль, им следовало со всей очевидностью готовиться к упорному труду, воспитывая в себе такие качества, как инициатива, сила характера и ума, доведенные до высшего совершенства. Никакое простое обучение обычным приемам для достижения нужных высот не подходило.
С появлением у Конфуция убеждения в том, что любой человек может стать благородным мужем (цзюньцзы) вне зависимости от его происхождения, оно приобрело материальное выражение. Он взялся за воспитание у своих учеников черт такого мужа, и набирал их Конфуций в свою школу из высших, равно как и низших слоев общества. «В деле просвещения, – говорил он, – никаких сословных различий учитывать не стоит». О своем собственном либеральном подходе к набору учеников он сказал: «Я готов обучать своей науке всех подряд, даже тех, кто приходит ко мне пешком и предлагает мне как наставнику всего лишь мешочек вяленого мяса».
