В основание своей этики, как мы уже говорили, Конфуций положил природу человека и общества. А какова она – природа человека и общества? Именно так звучит ключевой вопрос. И если бы Конфуций попытался ответить на него второпях или в категоричной форме, его эмпирический подход выглядел бы не больше чем притворство. Он поступил совсем иначе. В отличие от великого конфуцианского философа IV века до н. э. по имени Мэн-цзы Конфуций воздержался от присвоения высокой оценки человеческому естеству. Не стал он дуэтом с еще одним конфуцианцем по имени Сюнь-цзы, жившим чуть позже, осуждать его и за присущие пороки. Нам предстоит увидеть, что умозаключения этих более поздних мыслителей при всей их диаметральной противоположности грешили излишними обобщениями, приведшими китайских мыслителей к известным последствиям, заслуживающим большого сожаления со стороны их авторов.
Конфуций старался держаться ближе к предмету своих исследований. Важнейшим выводом из его наблюдений за людьми можно назвать то, что все люди по своей сути ничем не отличаются. Предположим, что свою роль сыграло происхождение мудреца, воспитанного в семье, находившейся в стесненных обстоятельствах, из которых он всю жизнь стремился выбраться. К тому же он наблюдал, как люди, родившиеся со всеми наследственными претензиями на высокое положение в обществе и благородные титулы, в поведении уподоблялись зверям и олухам, тогда как находились представители их же дворянского сословия, вполне заслуживавшие уважения.
К тому же он сделал незатейливое наблюдение, заключавшееся в том, что все люди жаждут счастья, каким бы разным они его себе ни представляли. Поскольку с детства Конфуцию в силу происхождения не привили никаких религиозных или философских догм с обозначением счастья или пути его достижения, как это ни печально, он полагал, что люди должны по возможности пользоваться доступными им благами. В своем окружении, однако, он наблюдал людей, по большому счету счастьем обделенных. Народные массы пребывали в нужде, иногда голодали, угнетались войной и аристократами; и даже аристократы не всегда получали большое удовольствие от своего убогого и часто сомнительного образа жизни. Отсюда возникала очевидная цель: сделать людей счастливыми. Таким образом, мы находим его определение достойного правительства, призванного принести своему народу счастье.
Так как счастье представляет собой благо, а человек в обычных для него условиях есть существо социальное, оно считалось всего лишь только коротким шажком к воплощению в жизнь провозглашенного Конфуцием принципа взаимности. И ведь не поспоришь с таким его предположением: если бы каждый член общества стремился к счастью для всех, на всеобщее счастье можно было рассчитывать с большей уверенностью, чем при любых иных обстоятельствах. Однажды Конфуций определил принцип взаимности следующей формулой: «никогда не делай другим того, чего не желаешь себе самому». То же самое понятие, но более определенно, он сформулировал следующим образом: «Поистине добродетельный человек, стремящийся определиться в обществе сам, стремится к определению в нем других людей; желая успеха для себя, он стремится помочь другим добиться успеха. Путь к настоящему благодеянию лежит через поиск в устремлениях собственной души принципа своего поведения в кругу других людей».
Все-таки Конфуций считается человеком не настолько наивным, чтобы предполагать, будто простое признание всех этих принципов послужит решению людских проблем. Счастья хотят все люди, и подавляющему большинству из нас нравится видеть вокруг себя счастливых людей. Но практически все мы поступаем неблагоразумно, выбирая мелкие повседневные радости вместо большого счастья, ждущего нас в удаленном будущем. И мы обычно поступаем вразрез с интересами общества, предпочитая добиваться собственного счастья даже за счет благополучия других людей. В целях обуздания таких тенденций, а также просвещения людей и приобщения их к обществу себе подобных Конфуций совершенно определенно признавал необходимость некоторого рода всеобщего народного образования и постоянно настаивал на его внедрении. Необходимым фундаментом преуспевающего государства он считал просвещенное население. Через наказание можно на протяжении некоторого времени принуждать людей к выполнению определенной работы, но насилие может послужить всего лишь убогой и ненадежной заменой просвещения. Он говорил так: «Если руководить народом посредством законов и поддерживать порядок посредством наказаний, то хотя он и будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда. Если же руководить им посредством добродетели и поддерживать в нем порядок при помощи церемоний, то у него будет чувство стыда, и он станет исправляться».
Если придерживаться такого идеала достаточно последовательно, можно будет воплотить в жизнь заветную мечту философов, проповедующих анархию и думающих, будто однажды нужда в государстве вообще отпадет. Но крайностей Конфуций никогда не допускал. Он признал необходимость толкового государства, а причинами наиболее вопиющих злоупотреблений власть предержащих в его собственные дни он называл отсутствие достойного управления им. Почему же правительство себя не оправдывало? Потому что, как считал Конфуций, те, кому поручалось управление государством, в силу склада своего характера не имели расположения к добросовестному служению в государственных ведомствах или достаточного уровня образования для такого служения. А почему? Потому что они получали свои посты в правительстве по наследству от родителей.
До нас не дошло ни одного самого лаконичного утверждения Конфуция по политической философии, но все-таки можно попытаться восстановить ее общие очертания. Очевидно, что в его представлении обязанность правительства состояла в заботе о благосостоянии и благополучии всего народа. Для этого, по мнению мудреца, правительством должны заведовать только самые одаренные люди страны. Дар государственного управления не может передаваться по наследству в силу высокого происхождения, богатства или положения в обществе. Им обладают люди с определенным складом характера и обогащенные необходимыми знаниями. Соответствующий характер и знания приобретаются надлежащим воспитанием чиновников. Образованием следует охватить максимальную массу населения, чтобы готовить к государственному управлению самых талантливых юношей. А административные функции правительства следует делегировать именно таким мужчинам вне зависимости от их происхождения.
Конфуций, однако, совсем не требовал, чтобы наследные правители покидали свои престолы. Если бы он себе такое позволил, вряд ли ему тем самым удалось хоть чего-то добиться, зато его учение власти, скорее всего, запретили бы. Наоборот, он пытался убедить наследных правителей в их предназначении «царствовать, а не править», а административные полномочия передавать сановникам, подобранным в соответствии с их пригодностью к такому делу.
Конфуций требовал от министра-мандарина самой высокой степени нравственной ответственности. Следовательно, в правительство следует приглашать того, кто может «быть преданным (честным) сановником, почитать правителей». При этом Конфуций задается таким вопросом: «Значит, он не имеет права возражать своему сюзерену?» Когда один из его учеников спросил Конфуция, как министр должен вести себя перед своим правителем, учитель ответил: «Он должен быть предельно правдивым, но, когда необходимо, должен открыто обсуждать с ним спорный вопрос». Конфуций однажды сказал правителю царства Лу, что в случае, если политика правителя ущербна, и некому при этом ему возразить, тогда такой бесхребетности достаточно, чтобы государство разрушилось само по себе.
