Более убедительно звучит его утверждение о том, что война дело совсем не созидательное, а разрушительное, как для побежденного, так и для самого победителя. Территории, подвергшиеся покорению, обращает внимание он, и в ходе сражений опустошаются. Кроме того, тот, кто занимается завоеваниями из любви к процессу порабощения других народов, обычно располагает намного большей территорией, чтобы заниматься ее освоением, чем та, на которую у него хватит сил. Завоеватели на самом деле представляют собой воров, берущих чужое не потому, что они нуждаются в новых территориях, а потому, что страдают клептоманией. [Забавно отметить то, что древние китайцы однозначно уже познакомились с клептоманией, так как упоминания об этом пороке встречаются в нескольких трудах.] Мо-цзы предлагает свое умозаключение, состоящее в том, что мир мечом на самом деле завоевать нельзя. Для этого не обойтись без добродетели, справедливости и чистой веры, ради которых люди искренне и добровольно подчиняются, чтобы наладить сотрудничество с правителем, а также друг с другом в интересах общего блага.
Без ответа все-таки остается вопрос, послужит ли даже такой аргумент препятствием для полновластного правителя, чтобы не заниматься завоеваниями? Естественно, что сам Мо-цзы не избавился от большого сомнения относительно ответа на него, поскольку он уделял большое внимание практическим методам оборонительной войны, которые можно было бы использовать против правителя, не внявшего голосу разума. В этой связи в его книге мы находим главы с такими вот заголовками: «Укрепление городских ворот», «Защита от врага, использующего штурмовые лестницы», «Оборона в условиях применения противником наводнения», «Оборона в условиях применения противником тоннелей» и т. п. Мо-цзы относится к категории неординарных философов в том, что он не ограничивался разговорами и изложением на письме своих воззрений на оборонительную войну, а применял их на практике. Он обучал своих студентов разработанным им приемам, и существует письменное свидетельство того, что как минимум один из них пал в бою.
В главе 40 «Мо-цзы» говорится, как наш философ услышал, что некий стратег по имени Гуншу Бань соорудил для правителя крупного южного царства Чу снасть для взятия городских стен под названием «облачные лестницы», и этот правитель, вооружившись такими лестницами, собирался напасть на царство Сун. Мо-цзы поспешил в царство Чу и пытался отговорить его правителя от грозной затеи, но ничего не добился. В этой связи:
«Затем учитель Мо оборотился к Гуншу Баню, снял свой пояс и разложил его на земле в виде городской стены, а дощечками для письма изобразил орудия нападения и обороны. Гуншу Бань применил девять способов приступа, однако Мо-цзы всякий раз отбивал их. Гуншу Бань исчерпал все способы приступа, но города не взял, а у Мо-цзы в запасе еще остались способы обороны».
«Гуншу Бань потерпел поражение, но сказал:
– Я знаю, как побороть тебя, но я не скажу.
Мо-цзы ответил:
– И я знаю способ, каким ты хочешь выиграть у меня сражение, и тоже не скажу.
Чуский правитель спросил пояснений.
Мо-цзы сказал:
– Мысль Гуншу Баня не идет далее того, чтобы убить меня, ибо он думает, что, убив меня, отнимет у сунцев возможность обороняться. Но мой ученик Цинь Гу-ли и другие триста человек, вооруженные моими орудиями обороны, уже стоят на сунских стенах и ждут врагов из Чу. Так что, если и убьете меня, все равно победы вам не добиться.
– Прекрасно! – сказал правитель. – Повелеваю отменить поход на царство Сун!»
Такой способ предотвращения войны при всей его внешней привлекательности себя не оправдывал. Мо-цзы мог бы предложить еще более конструктивную программу. В качестве радикального средства от войны и огромного множества прочих зол он выдвинул концепцию, названную им «вселенской любовью». Здесь у него снова появились расхождения с конфуцианцами в идеологии. Они делали упор на любви к родителям и родственникам конкретного человека и утверждали по аналогии, что любить нужно всех людей, хотя и в меньшей степени. Такое отношение к семье как высшей ценности всегда, с древнейших времен до наших дней, отличало китайскую культуру от культуры всех остальных народов. Ею определялись самые сильные стороны китайского общества, а также самые слабые его места, такие как кумовство. Мо-цзы в слепой привязанности к семье видел одни только недостатки и всячески ее осуждал. Он считал, что в мире должна править всеобщая любовь безо всяких особых предпочтений. По данному поводу он выразился так: «Предположим, что все люди в мире предались вселенской любви, и теперь все любят себе подобных так же искренне, как самих себя. Почувствует ли кто-нибудь нехватку сыновней преданности? Если каждый человек будет относиться к собственному отцу, старшему брату и правителю с той же любовью, что и к себе, разве он не будет проявлять одинаковую безмерную преданность ко всем им? Кто тогда должен остаться необласканным?.. Откуда тогда появятся какие-то воры и грабители? Если каждый будет относиться к чужому дому как к своему собственному, кто станет воровать?.. Станут ли благородные кланы устраивать свары между собой? Станут ли государства нападать друг на друга?.. Если бы во всем мире воцарилась вселенская любовь… тогда на нашей земле наступил бы мир и добрый порядок».
Все это звучит совсем незатейливо, однако, если задуматься всерьез, конечно же очень трудно заставить всех людей полюбить друг друга. Следует все-таки разобраться, а что же Мо-цзы подразумевает под понятием «любовь». Он использует китайское слово ай, единственным возможным переводом которого считается «любовь». Тем не менее следует отметить, что многие христиане хвалили Мо-цзы как родственную им душу, тогда как его «любовь» представляет собой совсем не эмоциональную любовь, принятую в христианстве, или то же самое в конфуцианстве. Поскольку, в отличие от конфуцианцев, Мо-цзы порицает эмоции и в какой-то момент говорит, что все эмоции следует отменить, в том числе «любовь». Здесь он использует тот же самый иероглиф ай, но он действительно поступает вполне последовательно. Ведь «любовь» во «вселенской любви» суть категория не эмоциональная, а (как ее задумывает Мо-цзы) вольная игра рассудка.
Но как принудить народ к рассудочной любви такого рода? Мо-цзы упоминает два главных способа. С одной стороны, правитель сам должен призывать и принуждать своих подданных к вселенской любви; подробнее о таком способе поговорим чуть позже. С другой стороны, народ необходимо убедить в том, что вселенская любовь – вещь полезная, и она послужит его собственным интересам, если в нее поверить. Так появилась доктрина «разумного эгоизма». Мо-цзы приводит массу аргументов в подтверждение правильности политики его «вселенской любви». Он вполне убедительно обращает внимание народа на то, что любой правитель, проповедующий догмат вселенской любви, обречен на сочувствие и доверие со стороны своего народа, тогда как правитель эгоистичный и пристрастный ничего из всего этого не испытает. Здесь голос его звучит не так убедительно, как в случае, когда он рассказывает о человеке, отправляющемся в долгое путешествие, из которого может не вернуться, и поэтому вверяет заботу о своей семье другу. В подобных обстоятельствах, утверждает мудрец, любой из нас, даже тот, кто сам не верит в догму вселенской любви, назначит опекуном своей семьи того, кто в нее свято верит. Никто, и с Мо-цзы нам придется согласиться, не пойдет на такую глупость, чтобы поручить такое деликатное дело другу «пристрастному». На самом деле такое предположение выглядит спорным, так как воспылавший «вселенской любовью» друг, например, вряд ли поделится имеющимся у него продовольствием не только с семьей своего друга, но и со всеми страждущими без разбора. К тому же разумным видится то, что никто не станет поручать важное семейное дело откровенно корыстному человеку.
