Через 100 и даже больше лет после завершения Конфуцием земного пути многочисленные ученые пристраивались при дворах правителей, как великих, так и мелких, в качестве «приглашенных мудрецов», а не официальных сановников. Иногда при дворах правителей встречаются гости, сочетавшие в себе сразу две функции «приглашенных сановников». Такие гости отнюдь не все имели отношение к конфуцианцам. Конфуций числится первым частным наставником и ученым, о котором до нас дошли кое-какие достоверные сведения из китайской истории. Но по его примеру и в сложившихся тогда благоприятных для того условиях расплодилась масса подражателей мудрого наставника, пустившихся в поход по царствам в поисках правителя, способного оценить их способности и догматы их философских воззрений. Кое-кто из них весьма преуспел в этом деле сбыта знаний вразнос.
Правитель царства Лян, например, пригласил в свою столицу множество философов, в том числе конфуцианца Мэн-цзы. Чтобы они почувствовали, что их присутствие при его дворе составит большую ему честь, царь разослал им приглашения в смиренном тоне и богатые подарки. Правитель царства Ци по имени Сюань прославился как большой покровитель философов. В одном из трудов времен династии Хань говорится, что он содержал больше тысячи ученых мужей в своей столице, где люди масштаба Мэн-цзы «получили содержание высокопоставленных лиц и, не обремененные официальными обязанностями, размышляли о состоянии государственных дел». Автор трактата «Ши цзи» добавляет, что царь Сюань построил роскошные особняки для своих самых важных гостей, чтобы показать всему миру, что правитель Ци смог привлечь в свою столицу самых выдающихся ученых своего времени.
Этот состязательный порыв, несомненно, послужил одной из причин того, почему ученых мужей окружали всяческими почестями при дворах, но не стоит забывать об остальных, откровенно утилитарных причинах тоже. Цари династии Чжоу давно служили марионетками в чужих руках, и Китай оставался расколотым на множество самостоятельных враждующих между собой вотчин. Иногда между их правителями заключались соглашения с утверждением складывавшегося положения вещей, и после этого мирный период мог продлиться несколько лет. Идеальный образ единого Китая оставался для древних китайцев фоном, он виделся неким призраком наподобие Священной Римской империи, долгое время витавшим над Европой. В отличие от европейского варианта, однако, китайский призрак отказывался развеиваться, и правитель каждого очередного мощного царства вынашивал надежду на то, что ему повезет в овладении контролем над целой страной. Ради достижения такой цели их правители старались привлечь к себе на службу наиболее одаренных мужчин. Большинство таких «приглашенных сановников», следует отметить, принадлежало к военному сословию, но философов среди них тоже вполне хватало. При всем возможном отличии философских воззрений общим для их проповедников было следующее: все они вместе и каждый по отдельности ключевой задачей ставили обретение контроля над всем китайским миром. (Когда китайцы говорят о «мире», они обычно имеют в виду «китайский мир» точно так же, как европейцы говорят о «мире», часто подразумевая «западный мир». В обоих случаях речь идет «обо всем мире, имеющем значение».) Обратите внимание на то, что в «Ши цзи» говорится о царе Лан, потерпевшем неоднократные поражения, после которых он как раз решил пригласить философов к своему двору. Он рассчитывал на философию не как на средство утешения, а оружие отмщения.
К IV веку до н. э. в Китае образовалось множество различных философских школ. Мэн-цзы жаловался на то, что «неприкаянные ученые увлеклись пустопорожними дискуссиями» и что «выдержки из бесед Ян Чу с Мо-цзы слышатся по всей стране». Ян Чу, говорил он, проповедовал принцип «каждый за себя», который Мэн-цзы подвергал критике из-за попрания непререкаемого авторитета правителя, в то время как Мо-цзы выступал за одинаковую для всех любовь, тем самым опровергая особую привязанность к собственному отцу. Также по этому поводу Мэн-цзы сказал: «Если бы Ян Чу мог принести пользу всему миру, просто выщипнув волос из своей головы, он бы даже не пошевелил рукой… Мо-цзы же, со своей стороны, расчесал бы все свое тело от макушки до пятки, только бы в нашем мире стало лучше жить».
Получается так, что во времена Мэн-цзы самыми популярными в Китае считались школы как раз этих двух философов и школа конфуцианцев. Он говорит: «Те, кто отказывался от догматов Мо-цзы, обращался к догматам Ян Чу, а кто отказывался от догматов Ян Чу, обращался к конфуцианству». Мы уже познакомились с основами философии Мо-цзы. В следующей главе нам предстоит присмотреться к догматам, приписываемым Ян Чу, и найти основания для того, чтобы согласиться с теми учеными, которые считают его первым предтечей даосской философии.
Мэн-цзы упоминает еще одного человека, считающегося фактическим отшельником. Он приходился младшим братом богатому дворянину, но считал, что богатство его брату досталось неправедным путем, и поэтому категорически от него отрекся. Отказавшись от родовых благ, он поселился в дикой местности и зарабатывал на жизнь изготовлением сандалий из пеньковых веревок, которые сплетала его жена. Считается, что однажды из-за своих строгих принципов он чуть было не погиб от голода.
Еще одну группу философов отнесли к «школе аграрников» (нун цзя). В хрониках Мэн-цзы говорится, что в свое время, когда Мэн-цзы находился на службе в царстве Тен, туда с юга прибыл философ данной школы по имени Сюй Син. Он попросил у правителя предоставить ему кров, и тот пошел ему навстречу. Там Сюй Син поселился со своими несколькими десятками учеников, внешне отличавшихся от остальных людей одеждой из грубой рогожи, плетеными сандалиями, а спали они на циновках, которые везде носили с собой. К данной группе примкнули два конфуцианца; этот факт больно задел самолюбие Мэн-цзы, и он с еще большей резкостью принялся опровергать их догматы.
Они утверждали, что «мудрый и добродетельный правитель вспахивает землю вместе со своим народом собственного пропитания ради; осуществляя руководство государством, он утром и вечером сам готовит себе еду». Тот факт, что подобное учение просто появилось и проповедовалось, вполне открыто служит свидетельством того, насколько мощным попыткам подрыва подвергалось древнее представление о практически божественном положении правящей аристократии. Мэн-цзы подверг эту философию критике, только исходя из несколько иных предпосылок. Он поинтересовался, выращивал ли философ Сюй Син пропитание для себя, и ему сообщили, что выращивал. Тогда Мэн-цзы спросил, ткал ли он сам полотно для своей одежды, изготавливал ли отвал для сохи и посуду? Ему сказали, что этим он не занимался, чтобы не отвлекаться от своего земледелия. Мэн-цзы обратил внимание на то, что по такой же точно причине трудно было ожидать, будто у правителя может появиться свободное время для обработки собственной земли и приготовления пищи одновременно с осуществлением управления государством.
Напрасным трудом представляется описание всего разнообразия философских воззрений, получивших распространение в Китае в IV веке до н. э. Их тогда расплодилось столь много, что авторы трактата «Чжуан-цзы» присвоили им название «сотни школ». Чуть позже коснемся сути некоторых из них. Пока же сосредоточим внимание в основном на Мэн-цзы, слава которого затмила всех остальных совершенномудрых китайцев его времени.
