Мэн-цзы полагал, что все люди рождаются одинаковыми с точки зрения человеческих слабостей и что человек по своей природе – существо доброе. Такое теоретическое положение подвергается энергичному сомнению в кругах приверженцев конфуцианства. Один из воспитанников Мэн-цзы обратил внимание на то, что в его собственное время нашлись те, кто называл человеческое естество ни добрым, ни порочным, тогда как кое-кто утверждал, будто на него влияют одновременно добро или зло. Третьи называли одних людей добрыми по своей природе, в то время как остальных вполне естественно относили к людям злым. «Итак, вы, Учитель, – заключил ученик, – говорите, человек добр по своей натуре. Получается, что остальные люди неправы?» Мэн-цзы ответил: «Человек по натуре наделен чувствами, побуждающими его к добру. Именно поэтому я называю человека добрым. Если люди творят то, что добром не называется, причина этого заключается не в том, что составляет суть человеческого естества. Все люди обладают способностями к сочувствию, ощущению стыда и неприязни, почтения и уважения, а также пониманием того, что правильно, а что порочно. Эти чувства дают начало таким достоинствам, как великодушие, справедливость, приличие и мудрость. Эти достоинства пришли ко мне отнюдь не извне; они являются качествами самого меня. Альтернативное представление проявляется просто из-за отсутствия ума. Поэтому мудрый сказал: «Ищите их, и отыщете, игнорируйте их, и вы их утратите». Люди отличаются друг от друга, кто-то вдвое, кто-то в пять раз, кто-то в неисчислимое количество раз, просто потому, что они не могут полностью развивать свои естественные способности, причем в равной степени».
Положение Мэн-цзы, когда он говорит о врожденном представлении у человека о том, что хорошо и плохо, представляется очень спорным. Его положение выглядит намного прочнее, однако, когда он рассуждает о сочувствии, и разработка им данного аргумента выглядит просто превосходно. «Представьте себе, – говорит он, – что человек внезапно видит, что маленькому ребенку грозит падение в колодец. Немедленно, кем бы этот человек ни был, он должен испытать чувство ужаса и жалости. Это чувство возникнет независимо от желания снискать расположение родителей ребенка или получить похвалу со стороны его соседей и друзей». Оно, настаивает Мэн-цзы, возникнет просто из инстинктивного сочувствия как дара, которым обладает каждый вменяемый человек.
Может так показаться, будто к противоречию по поводу благородства человеческой натуры, споры вокруг которой растянулись в бесконечность, зачастую пытаются подойти не с того направления. Основное внимание обычно уделяется словосочетанию «человеческое естество». Более плодотворным представляется тщательное исследование понятия «добро». Может так показаться, что для Мэн-цзы, точно так же, как для Конфуция, «добро» представляется наиболее характерной для человеческого естества категорией. Пища, вызывающая боли в желудке, «доброй» едой не считается. Сено хорошо подходит для кормления вола, но не человека, потому что оно отвергается его естеством. Образ жизни, при котором на сон отводится всего лишь два часа в сутки, не подходит по той же причине. Можно сколько угодно продолжать и развивать всю систему этики на этой основе; именно этим в значительной степени занимаются приверженцы конфуцианства. Следовательно, в ходе его рассуждений по поводу человеческого естества Мэн-цзы обращает внимание на то, что человеческий рот, уши и глаза сконструированы одинаково, причем следует отметить кое-какие сходства и различия; из этого он заключает, что умом люди должны одобрять сходные нравственные принципы.
Таким образом, когда Мэн-цзы называет человеческое естество добрым, он в определенной степени грешит повтором, потому что в последнем проанализированном примере он, как кажется, под словом «добрый» имеет в виду то, что находится в гармонии с человеческим естеством. Напрашивается вывод о том, что Мэн-цзы видит большую близость в отношениях между этикой и психологией.
Психологии Мэн-цзы явно никогда не уделялось того достойного внимания, какого она на самом деле заслуживает. А.А. Ричардс как-то обратил внимание на «существование возможности того, что Мэн-цзы нуждается в воспитательных предписаниях 3. Фрейда». Автор своими ушами слышал, как практикующий психиатр высказался после прочтения некоторых психологически окрашенных абзацев Мэн-цзы в том плане, что тот явно предвосхитил появление нескольких теоретических положений современной психиатрии. Трудно поверить в то, что кто-то на самом деле понимал теоретические изыскания Мэн-цзы в области психологии. Он сам признался в том, что испытал сложности в объяснении своей терминологии; и, когда кто-то переводит ее на язык психологической науки, который не всегда до конца понятен и однозначен, результат выглядит весьма далеким от того, что имел в виду Мэн-цзы.
Как психолог Мэн-цзы пользовался одним огромным преимуществом: понятие раздельного существования души и тела в его время не занимало умы людей в той степени, в какой будоражит воображение наших ведущих ученых
[5]. Однако Мэн-цзы действительно терзался своего рода психологическим выбором между тем, что мы можем назвать «эмоциональной природой» и «рациональными способностями» (такими весьма приблизительными категориями можно выразить эквиваленты терминов Мэн-цзы). Он не делал различия между одним как добром, а другим как злом, но все-таки полагал, что контроль следует осуществлять из рациональных соображений. В условиях плотного увязывания и согласования рациональных соображений они обеспечивают удержание под надежным контролем всей сферы эмоционального естества. Если же, однако, удается заметно консолидировать эмоциональное естество, тогда можно отказаться от рациональных соображений. Представьте, например, бредущего человека, витающего мыслями в облаках, с головой ушедшего в философские дебри, и тут он бьется ногой о валун, спотыкается об него, и ему приходится пробежать несколько шагов, чтобы восстановить равновесие. В этот момент происходит мгновенная консолидация его эмоционального естества и восстановление утраченного было контроля над ситуацией; философские размышления прекратились, и на какой-то момент человек чувствует потрясение страхом, пока ему не удается, как говорится, «собраться с мыслями». После этого, или, как сказал бы Мэн-цзы, когда удалось снова собрать воедино рациональные способности, можно возобновить свои размышления.
Притом что эмоциональное естество требует контроля над собой, Мэн-цзы говорит совершенно определенно, что сдерживать эмоции ни в коем случае нельзя. Он считал надлежащим манером направленные эмоции вполне нравственно оправданными и представляющими величайшую из нравственных сил. Тем самым он говорит о необходимости воспитания эмоционального естества человека, и только в таком случае можно в полной мере проявить заложенные в него природой способности.
