Сюнь-цзы не пытается отрицать необходимость принесения пожертвований людьми; наоборот, он объявляет надлежащее проведение жертвенных обрядов высшим выражением утонченности нравов. Причем предмет пожертвований, говорит он, не обладает «ни материальностью, ни тенью». Они представляют собой всего лишь обряд, ценность которого состоит в его общественном значении, и им предусматривается выражение эмоции установленным и благодатным способом. Простой народ считает их делом прислуживания духам, а благородный муж знает, что ему на самом деле приходится иметь дело только лишь с живыми людьми.
Сюнь-цзы признает справедливость представления о Небесах как о высшем божестве, но делает это как-то по-своему. Небеса представляют собой всего лишь порядок природы; нашей «Природы» с заглавной буквы «П». Но подобно богу деистов Небеса, по мнению Сюнь-цзы, никогда не вмешиваются в жизнь людей со своими собственными законами ради совершения чуда. Небеса отвечают за порядок в природе, и человек должен познавать Небесные законы, чтобы поступать в соответствии с ними. Небеса буквально помогают тем, кто помогает себе – через постижение грамоты.
Теперь вернемся к понятию ли: Конфуций расширил смысл данного понятия далеко за пределы его изначальной религиозной сути, а Сюнь-цзы явно продолжил его дело с еще большим рвением. Человек в любой ситуации, что бы он ни предпринимал, должен поступать, руководствуясь ли в противном случае его поведение считается недостойным. Если верить Сюнь-цзы, все это придумали совершенномудрые предки, однако не из собственного самоуправства. Даже птицы и звери горюют по поводу смерти близких себе существ; насколько глубже человек должен переживать такую утрату? Ли придает всем поступкам человека красоту, значение, гармонию и управляемость.
Во времена Сюнь-цзы наблюдалось нарушение до значительной степени общественного расслоения и даже порядка. Поэтому его волновал тот факт, что его современники стали домогаться власти и зариться на чужое имущество, а он сам рассчитывал на исправительную роль ли. Он написал:
«Если бы все люди обладали одинаковой властью, объединение государства оказалось бы невозможным; если бы все люди находились на одном сословном уровне, никакого правительства появиться бы не могло. С тех пор как существуют Небеса и Земля, сложилось различие между сюзеренами и вассалами. Когда первый совершенномудрый правитель восходил на престол, сословия уже существовали.
Два аристократа не могут служить один другому, и два простолюдина не могут давать указания один другому. Таков закон природы. Если бы все люди пользовались одинаковой властью и занимали равное положение, и все любили и не любили одно и то же, причем всего на всех не хватало бы, тогда неизбежным последствием стала бы вражда. В результате этой вражды появился бы беспорядок, и наступило всеобщее обнищание.
Чтобы предотвратить такой беспорядок, древние цари учредили ли и справедливость, разделившие народ на сословия богатых и бедных, аристократов и простолюдинов таким манером, чтобы над всеми ими установить надежный контроль. Так выглядит фундаментальная необходимость содержания империи в порядке».
Сюнь-цзы считал такое деление на сословия отнюдь не в первую очередь наследным. Человека, обладающего достаточными знаниями и необходимыми чертами характера, следовало назначать главным министром без оглядки на его глубоко плебейское происхождение. А негодного отпрыска августейших кровей, с другой стороны, следовало низводить до плебейского положения. Достоинства и слава настоящего благородного мужа ценятся выше достоинств и славы любого императора.
Сюнь-цзы видел предназначение правительства фактически точно так же, как и Конфуций. Правительство формируется ради блага народа, а не для удобства правителя. Если довести дело до обнищания народа и дурного обращения с учеными, тогда жди несчастий. Ни один правитель не сможет добиться победы в войне, если не наладит гармоничные отношения со своим народом и не сплотит его вокруг себя. Войну все признают большим злом, но для поддержания общественного порядка без армии не обойтись. Функция правителя состоит в подборе добродетельных и толковых министров, а также в продвижении их по карьерной лестнице в соответствии с достижениями по службе, без учета при этом их отношения к себе и особого расположения к ним. С порочным правителем следует обращаться так, как обращаются с дикой лошадью или с неразумным младенцем. Неповиновение распоряжениям правителя ради его же пользы считается проявлением преданности. Добродетельный правитель располагает непоколебимым положением; порочного правителя можно считать больше не правителем, и его следует сместить с престола.
Притом что Сюнь-цзы знал о существовании даосизма, его особому влиянию он не поддался. Более глубокое впечатление на него произвело еще одно течение философской мысли, получившее широкое распространение в его время.
Многие тогда верили в возможность восстановления общественного порядка через «благочиние». И Сюнь-цзы при всем его воспитании в духе конфуцианской традиции, сторонники которой проповедовали послушание вассала, считал благочиние полезным для народа. Несомненно, он испытал затруднения как должностное лицо, убежденное в том, что народ в целом склонен к подлым поступкам, зол по своей природе и нуждается в строгом контроле. Совершенномудрые правители, говорит он, не обсуждали порочные теории и не стремились объяснять простому народу мотивы своих поступков. Вместо этого они «со своим авторитетом возглавляли народ, вели его за собой предназначенным Путем, периодически наставляя на него своими декретами, просвещая его с помощью своих воззваний и сдерживая путем наказаний. Таким способом народ направлялся на путь истинный как будто бы сверхъестественной силой».
Тем не менее, хотя Сюнь-цзы иногда позволял себе высказывания в такой манере, деспотизм он считал чуждым воззрением. Деспотический уклад возник в обществе далекого западного царства Цинь. Вдохновившей творцов такого уклада философией считается легизм, подлежащий рассмотрению в следующей главе. Сюнь-цзы в легизме нравилось далеко не все; фактически же он отвергал его фундаментальную догму. Но в то же самое время он не мог сдержать восхищения некоторыми аспектами этого уклада.
Сюнь-цзы посетил царство Цинь и после всего увиденного проникся большой симпатией к жесткой дисциплине, которую нашел там. Никто не смел, сообщил он, что-либо делать, кроме предписанного для него государством. Простые люди «очень боялись чиновников и во всем им подчинялись». Это царство радикально отличалось от идеального государства Конфуция, в котором людям предписывалось всеобщее добровольное сотрудничество.
Два самых известных воспитанника Сюнь-цзы принадлежали к легистам. Один из них разработал практически до конца философские воззрения, вдохновившие правительство царства Цинь. Второй служил высокопоставленным сановником при дворе Цинь и помог своему правительству в утверждении политики абсолютного деспотизма на территории всего Китая в 221 году до н. э. Они сыграли свою роль в том, что Сюнь-цзы пользовался относительно слабым авторитетом в конфуцианских кругах.
Все-таки настоящий урон конфуцианству Сюнь-цзы нанес в несколько иной сфере. Она находится в его отклонении (он оказался далеко не первым ренегатом среди конфуцианцев, зато, предположительно, наиболее влиятельным) от генеральной линии самого Конфуция, пытавшегося верить в разум и инициативу человечества как такового. Конфуций сказал: «Человек может сделать великим путь, которым идет, но путь не может сделать человека великим». А Сюнь-цзы не доверял людям заботу собственно о себе. Он хотел водрузить нравственность на надежную основу, обязывая каждое новое поколение слепо следовать догматам классиков, переданным им учителями предыдущего поколения. Он сказал: «Отвергая правоту слов своего учителя, но предпочитая собственные пути, уподобляешься человеку, который привлекает слепца, чтобы различать для тебя цвета… так не отыщешь пути избавления от путаницы и ошибок». Тем самым, как утверждает Г. Дабе: «Сюнь-цзы развил конфуцианство и распространил его на авторитарную систему, в которой всю истину приходилось заимствовать из высказываний мудрецов».
