Мы видели, что данное наставление по предсказанию судьбы, противное по всему своему смыслу философии Конфуция и раннего конфуцианства, изначально могло прижиться и получить распространение в кругах, в большой степени тяготевших к учению даосов. Но по мере все большего проникновения в конфуцианство своего рода сложных метафизических предположений росло число конфуцианцев, обращавшихся к «Книге перемен», и ко временам правления династии Хань появилась уверенность в том, что Конфуций написал к ней приложения. Такой труд, освященный традицией с благословением самого Конфуция, для неоконфуцианцев оказался божьей благодатью. Для многих из них он превратился в фактическое священное писание.
Даосы более позднего периода истории, особенно после того, как побывали под влиянием буддизма, на основе «Книги перемен» разработали изящную космологию. И не приходится сомневаться в том, что она коснулась неоконфуцианцев, сотворивших очень похожую космологию на основе той же самой книги. На самом деле китайский философ Фэн Юлань показывает, что «План Великого Предела» («Тай цзи ту») как таковой, признанный фундаментальным изложением космологии всеми неоконфуцианцами времен династии Сун (пусть даже они могли расходиться во мнении по поводу его значения), практически не отличается от диаграмм, приведенных в трудах даосов возрастом постарше. Представители одной школы неоконфуцианства обвинили своего главного конкурента в извлечении вдохновения из даосизма; из соперничающей школы пришел такой ответ, что доктрина их обвинителя больше напоминает дзен-буддизм, чем конфуцианство. На самом же деле обе школы находились под влиянием одновременно даосизма и буддизма.
Во времена династии Сун существовало большое разнообразие движения неоконфуцианства, но главными считались две его школы. Предводителем одной из этих школ, самым знаменитым из всех неоконфуцианцев и самым влиятельным китайским философом на протяжении последней тысячи лет считается Чжу Си, живший с ИЗО года по 1200 год.
Чжу Си происходил из семьи интеллектуалов, он с детства обнаружил незаурядные способности, и в четыре года ему уже начали преподавать предметы классической школы. Еще совсем юным его обучали основам даосизма и буддизма; бытовали предположения, причем весьма сомнительные, что он однажды уходил в буддистские монахи. В любом случае он рано превратился в убежденного конфуцианца. Ему доверяли весьма ответственные государственные должности, и на службе правителя он особое внимание уделял совершенствованию обучения в учреждениях просвещения. У него насчитывалось много учеников, и по конспектам его бесед с ними можно судить о Чжу Си как о сильном, многогранном интеллектуале и обаятельном человеке. Он написал много научных трудов. Его комментарии к ряду наиболее важных произведений китайской классики получили официальное одобрение в качестве толкований, достойных высокой оценки в случае использования в ходе государственных испытаний кандидатов в чиновники с 1313 года до самой отмены таких испытаний в 1905 году.
Чжу Си свел воедино представления, разработанные многими его предшественниками в неоконфуцианском движении, сочетал их со своими собственными выводами и представил на суд ученых тщательно выверенную философскую систему. Его стержневой концепцией можно назвать представление о «принципе» – ли. Притом что в современном китайском языке это слово произносится неотличимо от слова ли со значением «церемония». Иероглиф ли в значении «принцип» могли, похоже, позаимствовать из «Книги перемен».
Все сущее на земле составлено, утверждает Чжу Си, из иероглифов «принцип» плюс ци. Философский термин ци переводу на европейские языки практически не поддается, но где-то напоминает наше представление о «субстанции». Так, лист дерева и цветок отличаются потому, что их ци управляется разными ли («принципы»). Все предметы (даже кирпичи) состоят одновременно из ци и ли, которые придают им их форму; все-таки в некотором смысле ли занимает место впереди, так как они существовали прежде, чем возникли какие-либо физические объекты. В отношениях, таких как между отцом и сыном, тоже содержится свое ли.
Принципы, или ли, сообщает Чжу Си, «существовали всегда и никогда не пропадут». Они никогда не изменяются ни при каких обстоятельствах. Они на самом деле представляют собой составные части одного великого ли в виде Великого Предела (тай цзи), который Чжу Си иногда ставит на один уровень с Дао. Чжу Си представлял ли как составной элемент своего рода собственного мира, который выглядит «чистым, пустым, обширным, бесформенным… и неспособным к сотворению чего-либо». В западной философии часто представлялась материя, обладавшая инертным свойством, но Чжу Си полагал, что ци (которая ближе всего соответствует нашему представлению о материи) единолично заведовала сотворением всего сущего и его изменениями. В этом месте данный мыслитель несомненно находился под влиянием индийской идеи о том, что только постоянное и неизменное в этом мире представляет добро в высочайшем его смысле.
Человеческое естество, судя по замыслу Чжу Си, заключается в его ли, входящем в состав Великого Предела. Тем самым ли всех людей одно и то же, а вот ци («субстанция»), к сожалению, у всех разная. Если ци у человека не блещет чистотой, он поступает глупо и низко, как будто его жемчужина (ли) оказалась скрытой под слоем мутной воды (оскверненной ци). Человеку нужно избавиться от препятствия в виде замутненной ци и вернуться к своему изначальному естеству, обладающему (если верить Мэн-цзы) четырьмя дарованными природой добродетелями в виде человеколюбия, долга, ли, здесь означающего правила поведения, и знания. По поводу помутнения жемчужины, то есть человеческого естества, Чжу Си сказал следующее: «Если бы нам было дано знать о том, что истинное естество человека оскверняется его желаниями, на нас снизошло бы озарение». В некотором отношении этот вывод поразительно совпадает со смыслом представлений Гаутамы и дзен-буддистов.
Любезный читатель должен был к тому же заметить сходство между понятием ли, или «принципа», у Чжу Си с доктриной «идей» или «форм», изложенной в диалогах Платона. В некоторых местах сходства просматриваются особенно выпукло, как, например, в «Федоне», где приводятся слова Сократа, заявившего, что рассудок лучше всего воспринимает абсолютную истину, «когда покидает на какое-то время бренное тело и его как можно меньше чувствует, когда рассудок избавляется от ощущения плоти или ее желаний, зато устремляется в погоню за смыслом бытия».
В знаменитом трактате «Да сюэ» («Великом учении»), считавшемся важным уже во времена династии Тан и, претерпев разнообразные толкования, остающемся одним из столпов неоконфуцианской философии даже в наши дни, находим интересный абзац. И выглядит он вот так: «Те, кем в древности овладевало желание воплотить в жизнь выдающиеся добродетели перед лицом всего мира, сначала наводили достойный порядок в своих собственных царствах. При появлении желания навести порядок в своих царствах сначала следует урегулировать отношения в собственных семьях. С появлением желания отрегулировать положение в своих семьях им сначала придется воспитать у себя должный характер. Желающим воспитать характер в первую очередь надо очистить душу. Желающим очистить свою душу прежде стоит избавиться от лукавых мыслей. Желающим избавиться от лукавых мыслей людям не обойтись без предельного расширения своих знаний. Такое беспредельное расширение своих знаний заключается в познании вещей».
