Чжу Си делал мощный упор на «познание вещей» как инструмент осознания нравственных принципов. «Когда трудишься над этим в течение долгого времени, – написал он, – однажды наступит рассвет, когда внезапно все станет ясным… и рассудок, и его функционирование полностью прояснятся». Обратите внимание на большое сходство с принципами дзен-буддизма.
В политической сфере существует, утверждал Чжу Си, свое ли или принцип, по которому выстраивается идеальный способ проведения политики. Имеется в виду Дао, или пресловутый Путь. Когда существующее правительство соответствует этому идеальному управленческому аппарату, тогда можно рассчитывать на добро; а когда отличается от него, тогда жди беды. Но притом что обсуждаемое Дао вещь совсем не рукотворная, а вечная и неизменная, Чжу Си заявил, что ему не позволено было функционировать в мире на протяжении последних полутора тысяч лет. То есть где-то со времен Конфуция. Правитель должен расширять знания через познание вещей до тех пор, пока не обретет статус совершенномудрого мужа. Эзотерическую догму с объяснением пути восхождения до уровня надлежащего правителя передали нам, сообщил Чжу Си, совершенномудрые цари древности, а нынешние цари попали в силки человеческих страстей.
Эта философия кажется настолько чуждой древней китайской мысли, что сам собой напрашивается вывод о том, будто неоконфуцианцы примкнули к буддизму во всем, оставив себе одно только название. Да неужели? Где же тогда реинкарнация? Где же буддистский рай и буддистский ад? Где же убеждение в том, что нынешняя жизнь представляет собой относительно банальную случайность, если вообще на самом деле не иллюзию? Ни одно из этих понятий, считающихся основополагающими в буддизме, в неоконфуцианстве прижиться не смогло. Неоконфуцианцы отнюдь не стремятся к затворничеству и не поддаются пессимизму. Наоборот, их отличает умеренность во всем и вера в светлое будущее. Они проповедуют отнюдь не уход от жизни и людских дел, а активное участие в них.
В отличие от даосов неоконфуцианцы не стремятся к бессмертию и не страшатся смерти. Смерть для них видится естественным событием; когда в конце долгой и наполненной событиями жизни приходит ее время, человек понимает, что пора ему на покой. Не считают они вслед за буддистами наш мир и вместилищем вселенского зла. Как сам Конфуций, они считают жизнь радостным занятием, или она должна казаться радостным занятием всем людям.
Самый главный соперник Чжу Си в лице предводителя еще одной авторитетной школы неоконфуцианства времен династии Сун был всего лишь на несколько лет его моложе. Чжу Си придал систематизированную форму тому течению неоконфуцианской философской мысли, которым подчеркивалась необходимость освоения объективного мира. Лу Сяншань (или Лу Цзююань, 1139–1193) отстаивал точку зрения, которой предусматривался главный акцент на медитации и интуиции. Притом что такой акцент напоминает подход дзен-буддистов, в конфуцианстве он присутствовал уже очень давно.
Конфуций, с его характерной уравновешенностью, предостерегал от чрезмерного увлечения одновременно учебой или размышлениями. «Учеба без размышлений, – говорил он, – представляет собой пустую трату времени. Но размышления без учебы – опасны». Он признался, что пробовал медитацию как инструмент поиска истины, но нашел ее занятием бесполезным. Вместо нее он рекомендовал проведение широкого исследования и накопление опыта, подкрепленных рациональными испытаниями и ранжированием фактов, полученных опытным путем.
Мэн-цзы, однако, учебе и опыту придавал гораздо меньше значения. Он категорически настаивал на том, что человек добр по своему естеству как таковому и что при наличии желания стать добродетельным человеком требуется всего лишь воспитывать изначальное, богом данное естество. Даже понимание того, что хорошо и что плохо, утверждает Мэн-цзы, человеку дано как врожденное качество. В трактате «Мэн-цзы» можно прочесть: «Во мне суть всех вещей». «Через всестороннее изучение человеческого рассудка можно понять его естество. Кто понимает свое естество, понимает Небеса»
[10].
Очевидно, что подобными представлениями мог бы легко воспользоваться кто угодно, возмечтавший соорудить на фундаменте ортодоксального конфуцианства некую систему взглядов, напоминающую учение дзен-буддизма. Еще при династии Тан появились предположения о том, что рафинированная конфуцианская традиция закончилась на Мэн-цзы; исключение конечно же сделали для Сюнь-цзы, на протяжении правления династии Хань пользовавшегося гораздо большим уважением в конфуцианских кругах, чем Мэн-цзы. Акцент на медитации предлагал знаменитый конфуцианец эпохи Тан по имени Ли Ао, приводивший аргументы из «Книги перемен» в подтверждение предположения о возможности обретения озарения в процессе дремотной медитации, не требующей ни малейших размышлений. Свою философию он основал в известной степени на представлениях Мэн-цзы, и она откровенно напоминала дзен-буддизм.
Лу Сяншань, навязавший китайцам такой философский подход, родился в 1139 году, то есть на девять лет позже Чжу Си. В возрасте 34 лет он выдержал государственные испытания высочайшего уровня и получил ранг, который часто переводится как «доктор наук». Его официальная карьера посвящалась императорской академии, а позже служению на мелких государственных должностях. В качестве государственного чиновника он зарекомендовал себя человеком порядочным и толковым, но от продвижения по службе отказался. Больше всего ему нравилось обучать подрастающее поколение разнообразным наукам. В свободное от службы время он проводил занятия в своем родном районе, где для него оборудовали, говоря нынешним языком, лекционный зал, и послушать его беседы приходили молодые люди из самых отдаленных мест Китая. Даже Чжу Си, судя по слухам, признал за Лу Сяншанем право называть подавляющее большинство ученых Восточного Китая своими учениками. Эти два выдающихся философа познакомились и начали переписку друг с другом, чтобы через обмен мнениями избавиться от разногласий в их воззрениях, но в конечном счете им пришлось смириться со своими научными расхождениями. Лу Сяншань страдал от хронического недуга. 3 января 1193 года он сказал своим родственникам: «Я умираю». Они очень расстроились, а он им напомнил о том, что смерть, в конце-то концов, «представляет собой всего лишь естественное событие». Через неделю он скончался.
Фундаментальные различия в воззрениях Чжу Си и Лу Сяншаня можно отыскать в их отношении к метафизике. Чжу Си, как мы убедились, полагал, что суть всех вещей определяется составляющими их ли («принципом») и ци, более или менее приближающимся к нашему представлению о «материи». А Лу Сяншань настаивал на том, что все сущее представляет собой исключительно ли. Тем самым Лу Сяншань представляется сторонником монизма, и совершенно определенно монистические представления как таковые появились в китайской философской системе раньше дуализма, проповедовавшегося Чжу Си. Однако конкретный вариант монизма, которому учил своих подопечных Лу Сян-шань, во многом повторяет постулаты некоторых течений индийской мысли и дзен-буддизма; и ученики Чжу Си критиковали его монизм именно на этом основании.
