Тот факт, что многие китайцы сами вполне критически оценивали тогдашние порядки в Китае, совсем не служит поощрением придирок к их родине со стороны незваных заносчивых гостей. Немногие из европейцев позволят иноземцам те же самые критические замечания в адрес своей страны, которые они сами раздают без особых угрызений совести. Ни один из обладающих чувством собственного достоинства народов не обрадуется предоставленной ему комбинации подачек и унижений.
Поэтому развернутая китайскими коммунистами кампания «ненависти к Америке» выглядит вполне логичным результатом политики Запада. Коммунисты толковали каждый подарок, каждый щедрый и полезный жест в направлении китайцев материальным проявлением гигантского империалистического заговора. Школы и больницы, находившиеся на финансировании Запада, выставлялись щупальцами огромного осьминога «культурного империализма», насланного ради вовлечения китайцев в его утробу капиталистической и империалистической эксплуатации. Так одним хитроумным махом китайцы освобождались от какого-либо долга благодарности к захватчикам, зато обретали чувство собственного достоинства, восстановленного в полном объеме. Неудивительно, что многие интеллектуалы признали такое объяснение с большим воодушевлением.
В поиске путей присоединить Китай к советской сфере влияния русские люди проявили достаточно мудрости, чтобы не оскорбить китайцев открытым проявлением своего объективно существовавшего превосходства. Естественно, что они со всей строгостью осудили традиционный порядок политической и экономической организации Китая. Зато представители СССР вину за его появление полностью отнесли на совесть, что называется, «феодального правящего класса» Китая, который использовал его, как они утверждали, ради угнетения своего народа.
Русские советники совсем не требовали от китайцев отказаться от своей собственной культуры в пользу культуры, привнесенной из России. Наоборот, они приглашали китайцев присоединяться к русскому и остальным прогрессивным народам, занявшимся построением нового порядка экономической, социальной и политической справедливости, основанного на полном равноправии всех национальностей и рас. Такой запев, созвучный не только современной тому времени борьбе Китая, но и к тому же древним гуманитарным и космополитическим догмам конфуцианства, не мог не найти отклика в душах китайцев, радостно его подхвативших.
К концу своей политической карьеры Сунь Ятсен испытал сильнейшее потрясение тем фактом, что среди всех западных держав одна только Советская Россия представлялась настоящим союзником Китая, предлагавшим полное равенство в отношениях. В своей предельно популярной доктрине под названием «Три народных принципа» Сунь Ятсен отмечал, что Россия «ориентируется на обуздание сильного, поддержку слабого и пропаганду справедливости. <…> Она нацелена на ликвидацию империализма и капитализма во всем мире». И китайцы должны встать плечом к плечу, призывал он, с Советским Союзом, чтобы «использовать мощь наших четырехсот миллионов человек в борьбе с несправедливостью ради всего человечества; в этом заключается наша освященная Небесами задача».
Для привлечения народа Китая на свою сторону власти Советской России опирались не на одну только пропаганду. Многочисленных русских специалистов обучили китайскому языку, истории и культуре, то есть подготовили к работе в Китае на высоком профессиональном уровне. Большую группу китайцев пригласили в Россию для обучения в духе коммунистической догмы тактике классовой борьбы за счет Советского государства; считается, что как минимум восемь членов китайского политбюро из тринадцати человек, его составлявших, прошли профессиональную подготовку в СССР. Под руководством таких кадровых работников китайских коммунистов организовали в сеть дисциплинированных ячеек соратников, видевших своей целью провозглашение коммунистического Китая и ликвидацию любой другой формы правления. Против таких тщательно спланированных идеологических операций практически небрежные подачки на миллионы долларов со стороны правительства США особой роли сыграть не могли.
Китайские интеллектуалы, видевшие в коммунизме свою единственную надежду на национальную независимость и личную свободу, кажутся людьми чересчур наивными. Следует напомнить, однако, что у них было мало доступа к какой-либо беспристрастной оценке коммунистической теории и практики. Гоминьдан и КПК разошлись заклятыми врагами; активисты каждой из сторон восхваляли свою организацию и проклинали соперников.
Еще одним обстоятельством, сыгравшим на руку коммунистам, следует назвать общее разочарование китайцев в западной демократии. С учреждением Китайской Республики многие жители Поднебесной рассчитывали на то, что само провозглашение демократических процедур внесет некоторое чудесное изменение в их жизни. Им не дано было в полной мере осознать, что только в процессе упорного просвещения народа можно надеяться на внедрение демократии как функционирующего механизма. Спустя чуть больше десятилетия с момента провозглашения номинальной «демократии», «отец-основатель» Китайской Республики доктор Сунь Ятсен «объявил о собственном отвращении к представительному правительству, а также утверждал, что оно могло довести народ страны до большого нравственного разложения».
На всем протяжении Второй мировой войны и после ее завершения гоминьдановское правительство Чан Кайши билось над проблемами, не посильными никакому правительству на нашей планете. Его самые надежные последователи признавали, что оно далеко не всегда делало мудрый выбор. Его самые непримиримые критики – и к ним принадлежали многочисленные представители интеллектуалов – осудили чанкайшистское правительство как безнадежно слабое и продажное. Когда гоминьдановцы принимали меры по восстановлению общественного порядка, которые они называли необходимыми для борьбы с вылазками коммунистов, их критики осуждали чанкайшистский режим как безжалостное репрессивное полицейское государство. Так как власть гоминьдановцев во многом зависела от поддержки государств западной демократии, и особенно США, складывающуюся ситуацию использовали коммунисты для ведения очень плодотворной антизападной пропаганды.
После Второй мировой войны огромное количество студентов и интеллектуалов Китая взялось за поиски выхода из отчаянного положения, в котором находился Китай. В своем идеалистическом порыве они готовы были примкнуть к любому движению, активисты которого обещали восстановление национального достоинства, экономической самодостаточности и уважения прав индивидуума.
Многие из них благожелательно смотрели на западную демократию. Беда в том, что никто не знал, как эту западную демократию применить в Китае с достаточно быстрой отдачей, чтобы решить насущные проблемы, когда времени на их решение не оставалось. Кто бы мог заставить демократические механизмы функционировать в этой стране? Даже найти определения демократии никто не мог, чтобы с ним согласились представители Запада. К тому же пропагандисты западной демократии не могли предложить подходящей программы для такой страны, как Китай. Следует признать, что западные демократы никогда не уделяли серьезного внимания проблемам Китая.
А в Советской России им уделяли самое серьезное внимание. В Китайской коммунистической партии сформировался корпус проверенных временем и закаленных в сражениях товарищей, готовых не только предложить четкую программу, но и претворять ее в жизнь. Веры в свое дело им тоже было не занимать. Они разработали точные определения, их толкование и программу действий. Они не только знали, как им предстоит поступать самим, но и подготовились к постановке задач всем своим союзникам по общему делу. Для интеллектуалов коммунизмом предполагалась весьма привлекательная роль. Как писал американский китаевед Бенджамин Шварц: «Роль, которую китайские коммунисты предлагали своей интеллигенции, представляла собой руководящую роль в атмосфере, перегруженной обещаниями грядущих воздаяний. Они призвали интеллигенцию заняться агитацией и организацией народных масс, а потом возглавить созданные в результате такой деятельности объединения».
