Книга Этика, страница 3. Автор книги Бенедикт Спиноза

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Этика»

Cтраница 3

Последним местом жительства Спинозы в Гааге была комната у художника Генриха ван дер Спика. Домашним он запомнился чрезвычайно порядочным жильцом и приятным собеседником. Ел Спиноза мало: каша, молочный суп… По воспоминаниям, он был очень сдержан, спокоен, в делах весьма тщателен и бережлив. Иоганн Колерус, автор первого вразумительного жизнеописания Спинозы, непосредственно говоривший с людьми, окружавшими последнего в тот поздний период его жизни, высказывается о быте философа следующим образом: «Насколько правильна была его жизнь, настолько же кротки и спокойны были его беседы; он умел поистине удивительно господствовать над своими страстями. Никто не видал его ни сильно опечаленным, ни особенно веселым. Он умел владеть собой в минуты досады и неприятностей, встречавшихся на его жизненном пути, и не допускал никаких внешних проявлений своих душевных настроений. Если же ему случалось выдать свое огорчение каким-нибудь движением или словом, он тотчас же удалялся, не желая ни в чем нарушать общественной благопристойности» [11]. Там же находим любопытный штрих к весьма своеобразному «атеизму» Спинозы: «Однажды хозяйка его обратилась к нему с вопросом: может ли она, по его мнению, спастись, принадлежа к исповедуемой ею религии? На что он отвечал ей: „Ваша религия хороша, вы не должны ни искать другой, ни сомневаться в своем спасении, если только вы не будете довольствоваться внешней набожностью, но будете в то же время вести кроткую и мирную жизнь“» [12].

Спиноза умер от чахотки, которой страдал уже долгие годы. Воскресным утром 21 февраля 1677 года он спустился к хозяевам на разговор, затем вызвал врача. Хозяева отлучились на проповедь, а когда вернулись, врач сообщил им о смерти философа. С этим врачом, к слову, связана еще одна очень красивая легенда из жизни, пусть уже в самом ее конце, нашего героя: как будто по приезде врач приказал принести петуха и сделать из него бульон для умирающего. Был петух или нет – мы понимаем, что в широком контексте истории философии этот символ кое-что да означает.

* * *

Скандалы – эти псевдо со бытия – часто, к несчастью, подменяют собой события подлинные, которые могут скрываться за их пестрым фасадом. Так случилось и со Спинозой: в стороне от поразительных и захватывающих игр его ума, имя его долгое время, а в какой-то мере и до сих пор, связано было со скандалом, в который определенным лицам было угодно превратить его философскую систему, всячески выпячивая ее атеистический характер. В этом смысле весьма примечательно упомянутое уже сочинение Иоганна Колеруса, который – при всей своей явной симпатии к личности Спинозы – то и дело норовит свести весь интеллектуальный масштаб этой личности к маленькому атеистического скандалу который, конечно, всё обставляет массивом карикатурных кривых зеркал.

Так, перечисляя ряд (прямо скажем, изуродованных) тезисов Спинозы, Колерус в какой-то момент не выдерживает и разражается сколь яростной, столь и пустой с аргументационной точки зрения филиппикой: «Но, Боже милосердный, что было бы, если бы это [речь о богословских тезисах Спинозы] была правда! Как решиться отрицать, что Писание есть создание божественного вдохновения? Что это есть Пророчество непоколебимое и неизменное; что Святые, созидавшие его, говорили и писали по особому повелению Божию и по наитию Духа Святого! Что оно есть непреложная Истина, что самая совесть наша свидетельствует о его истинности и что оно является, так сказать, нашим Судьей, постановление которого должно быть постоянным, ненарушимым правилом, руководящим нашими чувствами, нашими мыслями, нашей верой, всей нашей жизнью! Ведь в противном случае пришлось бы, пожалуй, признать, что Св. Библия есть какой-то восковой нос, который можно вертеть и мять как кому вздумается; какие-то очки или стекло, через которое каждый может видеть всё, что взбредет в его воображение; какой-то колпак сумасшедшего, который, надев на голову, можно повертывать и нахлобучивать на сто различных ладов! Да разразит тебя Господь, Сатана, и да сомкнет нечестивые уста твои!» [13].

В ту же цель метит отзыв некоего Вильгельма ван Блейенберга из Дордрехта, купца, переписывавшегося со Спинозой; его также приводит Колерус: «Эта книга [речь идет о «Богословско-политическом трактате»] полна любопытных, но поистине ужасных открытий, которые могли быть почерпнуты только в Аду. Всякий христианин и даже всякий здравомыслящий человек должен ощущать неподдельный ужас при чтении этой книги. Ибо Автор ее направляет свои усилия к тому, чтобы разрушить христианскую религию и все надежды наши, на ней одной основанные; взамен чего он вводит атеизм или, по крайней мере, какую-то естественную религию, создаваемую по капризу или ради выгод государей. Согласно этому учению, зло подавляется единственно страхом наказания; но раз человеку не угрожает ни палач, ни правосудие, всякий, не имеющий совести, может идти на всё для удовлетворения своих желаний» [14].

И далее в том же духе – ив той же тональности, заданной уже ранним актом отречения Спинозы от синагоги, который я не буду цитировать (и так ясно, что там содержится), хотя каждый может самостоятельно ознакомиться с его переводом. Единый, с утомительной частотой повторяющийся симптом таков: философия Спинозы грубо выводится из собственно философской области и экстраполируется на область религиозную, в которой, как в серной кислоте, растворяется до мельчайших волокон, образцами которых – бессвязных и тонких – могут служить вышеприведенные отповеди двух благочестивых мужей. Это, конечно, веяние своего времени. Но это же значит, что мы, по счастью имеющие к этим веяниям некоторый иммунитет (хотя это, надо признать не без горечи, кому как повезло), обязаны всякий раз проделывать обратную процедуру – переводить мысль Спинозы из устоявшейся религиозно-идеологической области в область философскую, для этой мысли исконную. И только тогда мы сможем увидеть в Спинозе событие, а не дурно составленный анекдот.

Событие это, как уже говорилось, может быть на делёзианский манер разнесено по трем взаимосвязанным регистрам: проблема, аргумент и концепт. Начнем по порядку.

Спиноза конструирует весьма любопытную философскую проблему, имя которой – Декарт. На это мне могут возразить следующее: позвольте, но это ведь не Спиноза, это ведь сам Декарт как-то придумывал свои проблемы… Всё так: Декарт придумал свои (это, к примеру, чисто картезианская проблема ясного и отчетливого познания и его источника), а Спиноза – свои, и именно такой его проблемой стал Декарт как таковой, картезианское учение в целом. Сам же Декарт не смог – а может быть, и не успел – усомниться в ведущих своих предпосылках и тем сохранил богатейший источник для проблематизаций своих будущих последователей. Оригинальность спинозистской проблематизации картезианства подтверждается также тем, что окказионалисты, другие наследники Декарта, конструируют из положений своего учителя совсем другую проблему, которая, впрочем, нас здесь не интересует. Итак, проблема Спинозы не часть позаимствованного им у Декарта наследия, но результат вполне оригинального, индивидуального умственного труда.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация