— А если бледнолицые убьют ее?
— Они не бандиты. Постыдятся расправиться так с существом, кажущимся им безвредным! Они ведь и не подозревают, что это она подготовила твою победу…
— Ударив ножом в спину Деванделля?
— Да. Кстати, откуда это, собственно, известно тебе?
— Он сам сказал мне это. У Миннегаги сильная и верная рука, у нее душа смелого воина!
Помолчав немного, Ялла заговорила снова:
— Конечно, я возьму асиенду Деванделля, и очень скоро. Но раньше надо покончить с теми бледнолицыми, которых ты побоялся убить, и вырвать из их рук мою дочь.
— Я? Побоялся убить? Ха-ха-ха! — презрительно рассмеялся Красное Облако. — Ах да! Ведь я все время забываю, что ты считаешь воинов моего племени недостойными держать стремя у… женщин твоего! Делай, впрочем, как знаешь! Я мог без труда привести сюда Миннегагу, убив трапперов, но я подумал: не страшно, если в асиенде окажется тремя людьми больше. А в то же время, раз Миннегага, попав в асиенду и притворяясь беспомощным ребенком, заберется в самое сердце вражеского укрепления, нам будет гораздо легче взять асиенду!
— Ну, какую же, в самом деле, серьезную помощь может оказать девочка? — почти пренебрежительно отозвалась Ялла.
— Как знаешь. Дело твое. Хочешь знать, где я оставил бледнолицых? На берегу Великого Соленого озера. Это всего четыре или пять миль отсюда.
— Ну, так мы нападем на них раньше, чем они опомнятся. Пойди, найди вождя сиу Черного Котла, потом переговори с Левой Рукой. Пусть тебе дадут полтораста или двести лучших воинов. Думаю, ведь этого будет вполне достаточно, чтобы взять асиенду?
— Значит, ты посылаешь меня хлопотать? А сама что будешь делать тут? — подозрительно спросил, приподнимаясь, индеец.
— Я почти сутки не сходила с коня. Мне необходимо отдохнуть хоть несколько часов. Ты же уже имел время отдохнуть!
— Моя жена отдает мне приказания, как настоящий сахэм племени! — с глубоким неудовольствием ответил Красное Облако.
— Да, как сахэм! — твердо возразила Ялла. — Мы в походе. Ты воин. Все воины сиу обязаны повиноваться мне беспрекословно.
— Но я твой муж. Ты моя жена, ты моя вещь. Я твой хозяин!
— Не во время похода! — сказала пренебрежительно Ялла. Затем она встала со своего ложа и накинула на плечи свой плащ.
— Нет, всегда! И дома, и в поле, и в лагере муж остается мужем, владыкой, жена — его собственностью, его вещью!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что я тоже сахэм! Настоящий сахэм! Слышишь ли ты, женщина?
Ялла круто обернулась к мужу и, сверкая глазами, произнесла:
— Так послушай же и ты, мой муж, мой повелитель, мой… хозяин. И… и великий сахэм! Понимаешь ли ты, что ты мне начинаешь надоедать и заставляешь терять даром слишком много времени? Ступай, я приказываю это тебе. Отыщи Черного Котла и сделай все, что тебе сказано!
Красное Облако как будто растерялся от этого неожиданного отпора. Но минуту спустя он опять заговорил вызывающе:
— Знаменитая, непобедимая Ялла утомилась! Великий сахэм сиу выбился из сил, потому что проскакал несколько миль на лошади верхом… Великий воин сиу, величайший воин всего племени, желает не драться с врагами, а улечься в вигвам, на мягких шкурах… Ха-ха-ха! Вот если бы об этом узнали настоящие воины?!
Ялла не отвечала. Она закуталась старательно в свой плащ, присела к очагу и стала греть у огня руки.
Когда истощивший запас насмешек индеец замолчал, Ялла презрительно ответила:
— Мой муж, повелитель, хозяин, великий воин Воронов, конечно, прав во всем, что он говорит о своей «вещи»… Но…
— Ну? Доканчивай!
— Но только он сегодня накурился до того, что его мозги уподобились мозгам барана. И к тому же выхлебал всю водку арапахо, а потому его язык болтает разные глупости.
Удар попал в цель: Красное Облако, который не мог не сознавать, что он находился под влиянием хмеля, опомнился.
С проклятием он швырнул на пол и растоптал каблуком тяжелого сапога глиняную трубку, потом поднялся и, свирепо ругаясь, вышел из вигвама.
А Ялла сидела у костра, вытянув над огнем свои сильные и вместе с тем красивые смуглые руки. И лицо ее казалось каменным, но в глазах горел зловещий огонь, а красивые брови были нахмурены.
В ПОГОНЮ ЗА ТРАППЕРАМИ
Тих, спокоен и глубок был сон троих трапперов, расположившихся на ночлег на берегах Великого Соленого озера. Мягка, как пух, была душистая трава, служившая им постелью. Кругом царила почти полная тишина. Плащи, которыми укутались странники, согревали их тела, а тяжелая усталость, вызванная переживаниями последних страшно тревожных и полных лишениями дней, сковывала члены истомою. К тому же и во сне сознание не подавало сигналов тревоги: трапперы сознавали, что они находятся в сравнительно безопасном месте, что индейцы далеко. К том же разве гамбусино, так вовремя разбудивший товарищей там, в полуразвалившемся здании над входом в шахту, не взялся сторожить покой лагеря? И разве он не выказал себя за это время верным товарищем, бдительным часовым? Разве на него нельзя было положиться?
И трапперы спали безмятежным сном.
Гарри и Джордж и во сне грезили об угощении, которое они получат в асиенде, о вкусных блюдах и напитках. Джон Мэксим видел во сне хорошо знакомые ему места, детей полковника Деванделля, его усадьбу…
Ни одному из спящих грезы сна не навевали и тени тревоги, подозрения против мнимого гамбусино.
Так пролетал час за часом. Близился, должно быть, рассвет, когда вдруг чей-то крик, резко прозвучавший в абсолютной тишине, разбудил Джона Мэксима.
Крик повторился. Чуткое ухо степного бродяги сразу распознало звуки знакомого голоса: это не был крик какой-нибудь птицы, зверя, индейца, просто взрослого человека. Так кричат только дети.
— Миннегага! — воскликнул агент, вскакивая на ноги и моментально вспоминая все пережитое за эти дни.
Что случилось с девчонкой? Ведь она с гамбусино, что старательно оберегает ее, словно своего собственного ребенка! Что может угрожать девочке? И где же гамбусино? Или он спит? Не может же он спать настолько крепко, чтобы не слышать криков индианки?
Янки схватил свой верный карабин и внимательно огляделся вокруг. Воздух был насыщен поднимавшимся с озера густым туманом, но все же сквозь его плотную пелену Джон различал кое-что, по крайней мере в непосредственной близости.
Опять резко вскрикнула где-то во мгле Миннегага.
— Да что за чертовщина творится с девчонкой? — пробормотал Джон Мэксим, делая шаг-другой вперед на крик, потом не выдержал и попросту побежал, держа ружье наготове.
По дороге он громко закричал:
— Вставайте, Гарри, Джордж! За оружие! Миннегага! Что с тобою?
