– Ну и как с этим быть?
– В идеале вообще не иметь базисных иллюзий. Вот, скажем, ты… Из нашего сегодняшнего разговора я поняла, что, когда ты писал свою книгу, ты укрепился в некой базисной иллюзии по поводу того, что твоя книга обретет признание, тебя ждут слава, деньги, золотой дождь и розовые лепестки, а когда эти ожидания не сбылись, ты оказался жестоко разочарован.
– Неправда, – забормотал Егор.
– Ой, Егор, скажи честно хотя бы самому себе, что это так. А вот если бы у тебя не было подобной психологической фиксации на результате, ты бы получал удовольствие от процесса написания книги и не оказался бы разочарован. Потому что если твоя базисная иллюзия не удовлетворена, у тебя наступает что? Ломка, как у наркомана.
– Ну и как избавляться от этих самых иллюзий?
– Вырывать, как гнилые зубы, – рассмеялась Ая, – или же лечить, корректировать, работать с ними, менять их.
– А у тебя была какая-нибудь подобная иллюзия?
Ая враз помрачнела:
– Да. Счастливое детство.
Раздался дверной звонок. Увидев, как растерялся Егор, Ая не преминула спросить:
– Что такое? Не откроешь?
Егор обреченно пошел открывать – он, конечно, догадался, кто к нему пожаловал, и с удовольствием бы сейчас спрятался в шкафу или даже выпрыгнул в окно – все что угодно, только бы не встречаться с Тиной Скворцовой. Но Тина – вот она, голубушка, – стояла на пороге. С неизменным пирогом в руках.
– Пирог! – ласково сообщила Тина и со значением подчеркнула: – С капустой!
– Ну, входи, – проскрипел Егор.
Довольная Тина лебедушкой вплыла в комнату, однако, заметив сидевшую в ее любимом кресле Аю, застыла на месте и вскрикнула, будто увидела змею. Ая кивнула Тине: здрасьте-здрасьте.
– А я вот пирог принесла Егору, – растерянно пояснила Тина.
Ая промолчала.
Тина переминалась с ноги на ногу – ей очень хотелось сесть в свое кресло! Но не могла же она силком вытащить из него эту самозванку.
– Чего стоишь? – буркнул Егор. – Садись!
Тина послушно села на диван, продолжая держать пирог в руках. Спохватившись, она протянула его Ае:
– Хотите пирог с капустой?
– Нет, спасибо, я не ем пироги, это вредно для фигуры, – насмешливо сказала Ая, поднимаясь. – Мне пора.
Егор бросился за ней:
– Я провожу!
* * *
Услышав, как захлопнулась дверь, Тина вздрогнула и сжалась: неужели Егор ушел вместе со своей гостьей, а ее оставил здесь, словно какую-то вещь? Тина бросилась к окну и, увидев, как Егор с брюнеткой выходят из подъезда, задохнулась от боли: как это унизительно и как… красноречиво! Своим поступком Егор ясно показал, как он к ней относится!
Тина была не то что удивлена происходящим, а сметена им.
События вчерашнего дня, решение Егора принять предложение чокнутого миллионера, а главное, присутствие в доме Егора надменной брюнетки, от которой исходили холод и опасность, привели Тину в состояние крайней растерянности. Вспомнив взгляд ледяных глаз Аи, Тина поежилась: ей бы Снежную королеву играть! Какая-то… колючка! Тине не нравились холодность Аи (высокомерие!), ее изящная фигура (да это просто неприлично быть такой худой!), ее стильное пальто, а главное, то, как на нее смотрел Егор. «Ох, нет, нет, – тоскливо вздохнула Тина, – он ведь не влюбился в эту колючку?! Он ведь не настолько наивен!» Но глаза Егора говорили об обратном. И Тине – «мощному управленцу вселенной» – эта реальность не нравилась. Тина хотела бы управлять вселенной так, чтобы все переменить, скажем, отменить вчерашний день: прием в странном космическом доме, дурацкое предложение «мистера Икса», а главное, убрать из реальности эту опасную брюнетку! Но бедная Тина не знала, как это сделать; ни полученные ею теоретические навыки из области трансерфинга, ни горячее желание стереть события вчерашнего дня из их с Егором жизни реальность, увы, не меняли.
Вдребезги печальная Тина притворила дверь квартиры Егора, вышла на лестничную площадку и бросила пирог в мусоропровод. Вернувшись к себе домой, она долго сидела на кухне не в силах примириться с этой новой жестокой реальностью. Перед ней стояла чашка с остывшим чаем, на подоконнике прокисало забытое тесто для пирогов. Грустные, притихшие кошки сидели у ног хозяйки, не зная, как ей помочь.
* * *
Иван давно ушел, а Варя так и пребывала в раздумьях о том, как ей жить дальше; как прожить хотя бы даже сегодняшний день и где найти силы на завтрашний, в котором ее вообще неизвестно что ждет. Кстати, о завтрашнем дне… Варя вдруг подумала, что если завтра с ней что-то случится, то ее сестра Зоя останется без всякой поддержки, одна, в больнице. И тут же, вспомнив о Зое, Варя почувствовала угрызения совести из-за того, что позавчера, решив отравиться, она о сестре и не вспомнила. Чувствуя вину и понимая, что эта встреча может оказаться последней, Варя решила поехать в психиатрическую клинику, где в последние годы находилась Зоя, чтобы попрощаться с сестрой. На всякий случай.
…Обычно Варя ездила к Зое два раза в месяц, и всякий раз ей приходилось настраиваться на эту встречу, потому что пара часов общения с Зоей стоили ей колоссального запаса душевных сил. После возвращения из клиники Варя валилась на диван как подкошенная и день-два потом была больна. Но одновременно с тем общение с Зоей придавало Варе сил и заряжало ее энергией на работу и проведение дальнейших исследований, которые, как считала Варя, могут помочь в лечении сестры.
О своей младшей сестре Варя никому не рассказывала. Даже Диме. Когда тот однажды спросил Варю, где она провела день (а она ездила в клинику), Варя уклончиво ответила, что расскажет ему об этом со временем. Страшную историю Зои Варя словно запечатала в сердце и носила в себе.
Варя вошла в комнату для посещений. Зоя не сидела, а стояла, вполоборота повернувшись к окну. Серое лицо, под глазами глубокие тени, спутанные длинные волосы. Варя отметила, что Зоя похудела и выглядела намного старше своих лет.
– Здравствуй, – мягко сказала Варя. – Как ты себя чувствуешь?
– Луна, – вздохнула Зоя.
Варя знала, что в дни полнолуния Зоя, как и многие подобные больные, чувствовала себя беспокойно, ее приступы обострялись.
Зоя подошла к Варе, коснулась рукой ее лица и вдруг закричала. От неожиданности Варя отшатнулась – она привыкла к Зоиным перепадам настроения и бурному проявлению эмоций, но сейчас ей стало не по себе.
– Что, Зоя?!
– Ты – мертвая, – прошептала Зоя.
Варя ужаснулась: безумная Зоя сейчас озвучила самый главный Варин страх – предположение, что позавчерашняя убойная доза снотворного все-таки оказалась смертельной и она на самом деле умерла, а пробуждение в морге и ее якобы чудесное спасение лишь иллюзия или сон. Хотя если она умерла, то как возможны иллюзии и сны? Варя съежилась: может, она тоже, как Зоя, нездорова? И тоже сошла с ума?! Но мужчина со шрамом – Иван, такой спокойный, сильный, надежный, – ведь он был реален? Не мог же он ей почудиться? Варя схватилась за образ Ивана, как за спасительную соломинку, и понемногу страх отступил, сомнения рассеялись. Успокоившись, Варя вздохнула: это просто расстроенные нервы, много работаю, вот и довела себя черт знает до чего! Нет, сегодняшний день – реальность, благодаря чуду или вмешательству человека, называющего себя Четвергом, я жива. Впору бы порадоваться, но ведь я не знаю, что меня ждет завтра…
