Мы со Змеем двинулись дальше. Как только мы въехали в рощицу, и тень деревьев коснулась обожженной кожи лица, я скинул надоевшую шляпу и с облегчением потянулся, чувствуя еле уловимый ветерок, несущий прохладу.
Я словно вернулся в Лес, который сейчас вспоминался с некоторой ностальгией, ведь там все было довольно знакомо и понятно. Там не умер ни один человек из каравана, там я встретил Ао Минь, там я мог следовать указаниям малышки Пинь, знал, с чем могу столкнуться и как с этим бороться. Равнины же были слишком непонятны, даже знание местности и существ, населяющих ее, не гарантировало твою безопасность. Как можно было предугадать речного дракона? Как понять, где именно разверзнется земля, и зубы неизвестной твари вонзятся в твою ногу?
Роща была гораздо светлее и прозрачнее Леса, деревья не жались друг к другу, сражаясь за каждый лучик, а свободно раскидывали пушистые ветки, купаясь в солнечном свете. Сочные пахучие травы привлекали насекомых разнообразными цветами, щедро щебетали птицы, не угрожая навести хищников. Даже пышно разросшиеся вдоль дороги кусты казались безопасными, словно там не могли бы жить змеи или какие-нибудь мелкие хищники.
Справа же, из неглубокого оврага, явственно тянуло свежестью и сыростью, видимо, там протекал ручеек. Я аж зажмурился от желания окунуться с головой в воду. Мне хотелось смыть с себя многодневную грязь, сполоснуть грязную, пропахшую потом одежду, вычесать из волос песок и пыль. Может, Добряк все же устроит дополнительный привал хотя бы на пару часов?
Но Змей невозмутимо продолжал ехать, внимательно смотря по сторонам. Я заметил, что он постоянно касается своего лука, готовый в любую секунду выстрелить, но не понимал, почему он так тревожится. Если в роще живет чудовище, какой-нибудь лесной дракон или хранитель рощи, то неужели стоит это скрывать от своих же людей? Или оно настолько ужасно, что, узнав его имя, охранники разбегутся?
Впрочем, роща не разрослась настолько, чтобы там появилось что-то подобное. Спустя несколько минут уже показался конец рощи, и я поморщился от мысли, что снова придется ехать по открытому пространству… Тут все и началось.
Змей резко развернулся назад, и до меня донесся глухой громкий треск, почти сразу послышались крики, и пронзительный тоненький визг завис в воздухе…
К тому моменту, как я сообразил развернуть Пинь и поехать к каравану, Змей уже скрылся из вида. Мой лупоглаз, получив сильный удар в бока, зашипел и сорвался с места так, что я едва удержался в седле.
Когда после поворота я увидел караван, то не сразу понял, что произошло. Фургон лежал на боку, отброшенный с дороги, и вовсю полыхал, яки яростно мычали и рвались из упряжи, пытаясь уйти от огня, но это было невозможно: их перевернуло при ударе, и сейчас они не могли даже подняться на ноги. Вокруг фургона лежали неподвижные тела охранников и их лупоглазов. С перепугу мне показалось, что там лежит половина наших людей. Змей, не приближаясь к фургону, стрелял куда-то в сторону деревьев. Байсо? Он был в фургоне!
Что случилось? Кто на нас напал? Кто или что могло бы перевернуть фургон, ведь он размером с дом?
Из оврага выскочили незнакомые люди и побежали к концу каравана. Там были наши повозки, основная часть охраны, Добряк… Змей выстрелил в одного из них, но его стрелу отнесло в сторону, словно у того человека был защитный массив, как и у меня. Противник поднял руку, и в тот же миг я увидел струи крови, брызнувшие из груди Змея, он зашатался и выпал из седла.
В меня тоже полетели невидимые заклинания, мой массив пока сдерживал их, но удары были столь мощными, что он в любой момент мог рассыпаться.
Я закричал и направил Пинь прямо на одного из стрелявших, копье я крепко держал на локтевом сгибе, направив острие вперед, и с разгону пронзил мужчину насквозь. От силы удара меня снесло с лупоглаза, я упал на труп охранника, с трудом поднялся, ошарашенно мотая головой, и попытался вытащить копье, но понял, что наконечник вышел с той стороны, теперь его можно достать, только вырезав из тела.
В голове пронеслись слова Шрама: «Не бей копьем слишком сильно. Особенно когда едешь верхом. Оно застрянет в теле, и ты останешься без оружия. Лучше нанести десяток мелких ударов, чем один сильный».
Я оглянулся. Черным дымом от горящего фургона затянуло всю дорогу, где-то за ним шло сражение, доносились крики, и, не умолкая, тянулся тоненький визг. Кажется, это кричал один из вилорогов. Я не видел ни одного из наших. Может, их уже всех убили?
Еще один невидимый удар, на этот раз из леса. Массив дрогнул, но выстоял. У нападавших была защита и магические атакующие амулеты. Как мы с ними справимся? И где Добряк?
Я, пошатываясь, пошел в обход фургона, в сторону основного сражения, но наткнулся на Змея. Он лежал, раскинув руки, в одной все еще был зажат лук, половина его лица исказилась в странной гримасе, залитой его же кровью. Потом я оглянулся на убитого мной. Это первый человек, которого я убил. Даже его барьер не помог, видимо, сила удара превысила защиту.
Что делать? Где Добряк? Где все? Швабра? А лекарь? Ведь повозка с ранеными была в связке с фургоном. Ее тоже перевернуло? Выжил ли кто-нибудь?
Я обошел горящий фургон и увидел, как наших охранников кромсают на части невидимые заклинания, как Швабра танцует, уклоняясь от них, но удары его посоха не могут никак пробить защиту нападающих, увидел, как мечи Летящего превратились в блестящий диск, отражая атаки, увидел бледного Добряка, лежащего рядом с одной из повозок, а братишка Ксу склонился над ним, тряся его за плечи.
Нападающих было много. Слишком много. Мы не справимся. Мы все тут умрем. Байсо… Шрам… Лекарь… Копье осталось позади. Что я мог сделать? Как помочь? Я выхватил свои ножи, но понимал, что если уж Швабра не может сломать магический барьер, то у меня и вовсе ничего не получится.
Ксу выпрямился в полный рост, заорал мне:
— Шен, амулет! — и потыкал себя пальцем в грудь.
Амулет? Зачем мне сейчас магическое зрение?
Я пробежался пальцами по груди и схватил амулет, который мне дал Добряк. Все ли верно я понял? Добряк же запретил мне его трогать. Но, глядя на кивающего Ксу, влил в него всю Ки, что смог зачерпнуть, и ощутил, как от амулета прошла невидимая волна, уничтожив мой массив. На какое-то мгновение перехватило горло, я судорожно раскрыл рот, пытаясь захватить воздух, но почти сразу все пришло в норму.
И одновременно все изменилось. Швабра с размаху впечатал конец посоха в подбородок нападающего, треск был слышен даже с моего места. Мечи Летящего взмыли вверх и рассекли шеи двоих мужчин, которые тщетно трясли зажатыми в руках амулетами.
Медленно встал Добряк, с его лба стекала тоненькая струйка крови. Он отмахнулся от Ксу, поднял меч и рявкнул во все горло:
— Их защита спала! Убивай!
Покачиваясь и постепенно ускоряя ход, Добряк пошел в сторону леса, куда уже начали убегать люди с амулетами. Я последовал за ним, повинуясь его жесту.
Это было невероятно. Добряк не махал мечом со скоростью крыльев колибри, как Летящий, не делал замысловатых движений, как Швабра, не демонстрировал четкую выучку, как Шрам. Он просто убивал. Блок — удар. Труп. Уклонение — удар. Труп. Казалось, что люди сами подставляли свои тела под его меч, словно они сами нанизывались на острие, дергаясь в нужную сторону.
