— Как ты? Лекарь тебя вылечил?
— Ага, уже ничего не болит. Целый кристалл на меня потратил, представляешь? Ты что-то сделал? Или узнал какой-то его грязный секрет? Пообещал натравить на него Добряка, раз уж вы с ним теперь друзья?
— А лекарь ничего не сказал? Не просил меня зайти к нему?
Байсо прищурил отливающий синевой глаз:
— Сдается мне, что ты что-то от меня скрываешь. Не хочешь говорить? Ну и ладно… Я тогда тоже тебе кое-что не расскажу.
Я встал, потрепал мальчишку по волосам, от чего тот возмущенно подпрыгнул и выругался, взял копье и пошел к краю лагеря. Там несколько охранников укладывали наших погибших. Ровно в ряд, один за другим. Трупы врагов оставили лежать на месте боя, лишь покидали в общую кучу, предварительно забрав амулеты и, как оказалось, одежду. Что случилось с пленным, которого я принес, я не знал.
Мы потеряли многих. Тридцать восемь мирных, торговцы и их слуги, — это почти все, кто ехал на повозках сзади, лишь несколько человек успели скатиться на землю, рискуя быть раздавленными. Двадцать три охранника, в том числе Змей, и десять из них погибли сразу, так как находились рядом с фургоном. Из тех, кого набрали в моем городе, выжило только трое: я, Швабра и Шрам. Байсо сказал, что всех раненых из повозки после удара отшвырнуло в сторону, и нападавшие не стали тратить на них время.
Змей лежал с открытыми глазами, и его лук со стрелами лежал рядом. Наверное, я должен был что-то чувствовать, не знаю, горечь, печаль, гнев, но я смотрел на него и лишь вспоминал все, что было с ним связано, начиная с первого боя на арене. Он мог бы утыкать меня стрелами во время отбора, если бы захотел. Он убил огнеплюя, который сжег мне руку. Вместе с ним мы увидели Ао Минь, и Змей чуть было не застрелил ее. Потом он стрелял в Шрама, когда тот переборщил со смолкой. Мы не были друзьями, не были даже приятелями, Змей почти не говорил со мной, но мы были напарниками, и я мог доверять ему. А теперь он мертв.
Может, в том, что я ни с кем толком не сблизился в караване, есть и что-то хорошее? Не представляю, что бы я чувствовал, если я мог назвать каждого из лежащих передо мной по имени, если бы знал характер, привычки, историю жизни.
Летящий привел за поводья вилорогов, впряженных в повозку, где лежали последние ящики с товаром. Он выглядел как-то непривычно, что-то в нем изменилось, и я не сразу понял, что не хватает его вечной полуулыбки. Без нее он выглядел намного старше.
Постепенно к этому месту подтягивались все, кто не был занят в охране и патрулировании. Прихрамывая, подошел и сам Джин Фу, его бритая макушка была в ожогах, кожа полыхала ярко-красными оттенками, но тяжелее всего было смотреть на его лицо из-за глубокой печали, затаившейся в его глазах.
— Сяо Фанг, — негромко сказал он, остановившись у первого тела. — Это была твоя первая поездка по стране. Ты прекрасно справлялся со своим магазином, но тебе надоело сидеть в четырех стенах, и ты решил открыть для себя новые горизонты. Да не коснется твоя душа Дна пропасти!
— Лянь Донгей. Ты ходил с этим караваном уже пять лет, знал про все напасти, разбирался в приметах, был знаком с торговцами всей страны, пережил нападение речного дракона. Да не коснется твоя душа Дна пропасти!
— Лю Ли. Твоя семья работает в Золотом Небе уже третье поколение, только ты не захотел, как твои отец и дед, разводить лупоглазов, а решил попробовать себя в торговом деле. Именно на твоих плечах лежала забота о питании и здоровье лупоглазов в караване, ты умудрялся находить лучших животных взамен погибших даже в незнакомых тебе городах, — голос Джин Фу дрогнул. — Как я вернусь к твоей семье и скажу, что тебя больше нет? Да не коснется твоя душа Дна пропасти!
Шаг за шагом, Джин Фу переходил от одного человека к другому и про каждого говорил теплые слова. Я старался незаметно вытирать слезы и дышать через рот, чтобы не привлечь внимания своими всхлипываниями, неподалеку стоял Байсо, и его глаза тоже покраснели от сдерживаемых слез. Он-то знал всех торговцев лично.
Затем Джин Фу отошел в сторону, и вперед выступил Добряк. Он шел возле своих людей, людей из охраны каравана, и говорил про них.
— Змей, Бэй Тао, друг, помощник, соратник. Ты мне не понравился с первого же взгляда: странные глаза, странный выбор оружия, непривычная манера разговаривать, отсутствие дисциплины. Ты оспаривал каждый мой приказ, выспрашивал подробности, часто поступал по-своему, но всегда выполнял то, что тебе поручали. Я не хотел брать тебя в эту поездку, хотел оставить взамен себя в Киньяне, но ты в очередной раз заартачился. Ты мог своими стрелами остановить любого воина, а умер от поганого амулета, — Добряк сжал кулаки так, что они побелели, помолчал, а потом добавил. — Да не коснется твоя душа Дна пропасти! А если вдруг и коснется, то, уверен, сможет пробить себе дорогу наверх.
И последним вышел лекарь. Я думал, что он тоже будет говорить какие-то прощальные слова, но мужчина молча подошел к первому телу, прикоснулся к его груди, замер на несколько секунд, затем перешел к следующему. Пальцы его левой руки были опущены в мешочек, привязанный к поясу, и я готов был поклясться, что вижу оттуда легкое голубоватое сияние.
— Вы знаете, что в караванах принято хоронить сразу, без особых церемоний, — снова заговорил Джин Фу, — но еще никогда «Золотое небо» не теряло разом столько людей. Поэтому я решил выделить часть Ки на сохранение их тел. Я уже послал весть в Киньян, и в ближайшее время к нам приедет помощь. Мы обязательно заберем всех умерших и привезем их семьям. А до тех пор будем стоять здесь лагерем.
Я оглянулся по сторонам. В основном, люди кивали и соглашались со словами Джин Фу. Понятно, что с такими силами мы вряд ли сможем добраться до столицы, даже если бросим весь груз, особенно если это и вправду были наемники, а не случайные грабители. По крайней мере, сейчас я могу не решать ничего насчет разговора с Джин Фу, у меня будет достаточно времени для этого во время поездки.
Глава 21
Проснулся я от легкого толчка в бок: надо мной стоял один из охранников, с которым я до этого ни разу не разговаривал и не знал его имени. Его лицо казалось обрюзгшим, словно кожу изрядно растянули да так и оставили, и теперь она свисала плоскими складками со щек, с бровей, собиралась под глазами в большие мешки, складывалась в крупные волны на шее.
Увидев, что я открыл глаза, он протянул тарелку с кашей, в которой лежали крупные куски мяса, буркнул:
— Ешь, и сразу к Добряку!
Я затолкал в себя еду и помчался в сторону повозок, где заметил наибольшее движение. Весь лагерь еще спал, кроме дежурных, на траве еще поблескивала роса, и я невольно порадовался новым сапогам, ведь раньше мои тонкие тапочки мгновенно промокали.
Самая маленькая из всех повозок уже была подготовлена к поездке, груз плотно упакован и уложен в виде небольшого бортика, отделяющего возницу от пассажиров, Джин Фу, одетый в неприметные коричневые одежды, говорил что-то лекарю, Добряк отвлекся от инструктирования Летящего, подошел ко мне, сунул в руки мешочек и тихо сказал:
