— Наслаждаться моментом? — переспрашиваю я.
— Ты же вроде в университете учишься, должна понимать, что к чему. — Он щурится, как будто смотрит на солнце, хоть все это время ни на секунду не снял с меня своего пристального наблюдения. — У таких, как Ростов, женщины просто не задерживаются больше пары недель. Поэтому, раз уж он обратил на тебя внимание, либо соглашайся на все и получай кайф от жизни, либо просто пошли его куда подальше. Этого, — тычет подбородком на мои занятые коробками руки, — уже и так за глаза для таких девчонок, как ты.
— Продажных? — слишком резко выпаливаю я.
Он делает вид, что бьет себя по лбу, а потом отвешивает низкий шутовской поклон.
Меня словно оплевали из автомата-раздатчика мячиков для большого тенниса так, что хочется утереться.
— Прошу прощения за грубость, — уже спокойнее говорит мужчина. И, наконец, представляется: — Константин Малахов, работаю на Ростова уже пять лет.
— Кем?
— Его личной тенью. За редким исключением, когда меня отпускают погулять. — Еще один выразительный взгляд в мою сторону. — Мои слова были грубыми и неуместными. Прошу прощения. Профессиональное выгорание.
— Я вскрыла подарки, все увидела, а теперь, может быть, вы оставите меня в повое?
Не знаю почему и откуда во мне это чувство, но я почти всегда безошибочно разгадываю людей и их намерения. Осечки были всего пару раз, да и то с оговорками. И с первой минуты, как эта «тень» вышла наперерез тропе моей жизни, меня не оставляет ощущение, что от него лучше держаться подальше. Не только мне, но и Кириллу.
Кстати, о нем.
Ростов остался единственным человеком, сканируя которого мой внутренний детектор «плохих людей» не выдал абсолютно никакого результата. Он как Энигма из марвеловских комиксов: один сплошной знак вопроса.
— Еще раз прошу прощения, — говорит Малахов, желает мне доброго дня и уходит.
Только оставшись наедине со всей этой чертовщиной, я могу спокойно выдохнуть и начать приводить в порядок мысли. Только сначала напишу Кириллу, как он просил.
В моем новеньком телефоне уже установлен популярный мессенджер, создана новая учетная запись и в окне открытых чатов уже есть беседа с абонентом Кирилл, где висит одно входящее сообщение: «Я жду». В ответ пишу «Спасибо, браслет очень красивый» и прячу телефон в сумку.
Я чувствую себя глупо, потому что обычно без проблем завожу диалог, даже если он с симпатичным мужчиной или человеком, который для меня безусловный авторитет. А сейчас мне банально не подобрать и десятка слов.
Кирилл отвечает только через пару часов, когда я уже ношусь по магазину и расставляю на полки партию новых книг. От тяжелых стопок отваливаются руки, и я успела пару раз шлепнуться и счесать колени, разрываясь буквально на два фронта: на поддержание порядка в магазине и на кучу вопросов покупателей, которых, как назло, сегодня адский наплыв.
Значок входящего сообщения от Кирилла (логично, что на незнакомый номер написать мне может только он) я замечаю, когда собираю стопку дешевых любовных романов в мягкой обложке для пары пожилых женщин. Одна настойчиво сватает меня своего внука, другая пытается ее утихомирить, а мое терпение вот-вот лопнет и ударной волной точно снесет пару кварталов. Приходится сделать счастливое лицо, показать телефон и, сославшись на «мне написал жених!», убежать в самый дальний зал, где пылится античная литература.
КИРИЛЛ: Заеду за тобой в семь. Ты в магазине или дома?
КАТЯ: В магазине, но я не успела переодеться после института.
КИРИЛЛ: Не принципиально.
Он приезжает минута в минуту: знакомый черный вездеход притормаживает на стоянке, и Ростов выходит навстречу, пока я прячу ключи от магазина и еще раз проверяю, горит ли красный огонек сигнализации.
— Привет, — глупо, растерянно, но счастливо здороваюсь я, маша рукой у него перед носом, как будто он может не заметить моего присутствия.
Кирилл перехватывает мою руку чуть ниже запястья, скашивает взгляд на браслет и снова смотрит на меня. То есть, мне в лицо, но словно сквозь меня. Наверное, когда-нибудь я к этому привыкну. Если «когда-нибудь» не закончится через пару недель, как напророчил «человек-тень».
— Ты его надела. — На этот раз у нас целый прорыв — я точно слышу нотку искреннего удивления.
— А должна была не надевать? Я подумала, что, если бы хотела сделать приятно другому человека и подарила ему что-то от всего сердца, то мне бы не хотелось узнать, что подарок лежит без дела под слоем пыли.
Кирилл согласно кивает и жестом предлагает сесть в машину.
Сегодня он с водителем и занимает место сзади. Рядом со мной. Но между нами еще столько свободного пространства, что можно пережить сквозной пролет метеорита.
— Ты не спросила, куда мы едем, — констатирует Кирилл. Но снова говорит с невидимым собеседником перед собой, а я опять чувствую себя предметом их непонятного диалога. — Ты боишься темноты, но не боишься незнакомого мужчину. Почему?
— Потому что я тебе верю, — спокойно признаюсь я.
И мне ни капли не стыдно быть такой беспечной, даже если ситуация ни капли не изменилась, и мой Прекрасный принц — все еще огромный Знак вопроса.
Снова кивок. Снова долгая нервная пауза.
— Ты любишь татуировки на мужчинах? — внезапно спрашивает Кирилл, и я чуть не давлюсь вздохов недоумения. — Рисунки на коже. Очень большие рисунки.
— Наверное, все зависит от того, как выглядят эти рисунки.
В моей голове татуировки неразрывно связаны с мужчинами, которые носят кожаные куртки и штаны, поют в микрофон о Сатане и изредка приносят кого-то в жертву прямо на сцене.
— У меня нет ни одного, — сознается Кирилл. — Хочу сделать. Сегодня. И ты будешь рядом.
На этот раз что-то все-таки происходит. Не понимаю почему и в чем причина перемены, но Ростов в одно движение пододвигается ко мне и, смыкая пальцы на моих скулах, вынуждает посмотреть ему в лицо. Вот сейчас у нас прямой контакт глаза в глаза, и выразительные желваки под его кожей как будто вопят: «Ему это неприятно!»
— Но это ведь… больно, — с трудом выдыхаю я. Но меня уже крутит и заводит вихрь образов, в которых Кирилл будет рядом, без рубашки, и его немного бледная кожа на моих глазах покроется сложным уникальным, ни на что не похожим рисунком.
Я не знаю, насколько близка к тому, что будет в действительности, но какая разница?
Ростов продолжает пытать меня взглядом, как будто чего-то ждет, хоть это ожидание идет рука об руку с мучением, которое он испытывает каждую секунду. Напряжение между нами становится хрупким и острым. Еще немного — и на моей коже появятся «стигматы».
— Боль — это всего лишь негативная стимуляция нервных окончаний в мозгу, — отвечает Кирилл — и резко отодвигается. — Я ее не боюсь.
