— Зачем ты мне это говоришь? — немного устало спрашивает Лиза. — Я должна упасть на колени перед очередным актом твоего самопожертвования на благо семьи.
— Подумал, что в последнее время дал слишком много поводов думать, что перестал ценить то, что ты для меня делаешь. Ты моя сестра, Лиза, и я знаю, что со мной очень непросто.
Она присаживается рядом, просит сигарету и зажигалку, и еще несколько минут мы просто курим в полной тишине.
— Я видела фотографии, — наконец, говорит Лиза. — До того, как они исчезли так же быстро, как и появились. Кто-то подчищает следы.
Мы обмениваемся многозначительными взглядами, и когда сестра спрашивает, где Катя, я неопределенно мотаю головой. Прямо сейчас во мне столько никотина, что делать осознанные жесты становится безумно тяжело. Но Лиза была со мной с рождения: даже если я буду лежать на кровати прикованный по рукам и ногам, она разгадает мои мысли даже по размеру зрачка.
— Это правильное решение, Кирилл. Я с самого начала… — Перебиваю ее взмахом руки — и сестра, извиняясь, замолкает. Но все равно не может не сказать напоследок: — Она никогда не была одной из нас, особенно после того, как Морозов признал в ней потерянную и обретенную дочь.
Я сминаю окурок в пепельнице, которая теперь больше похожа на поле битвы: пепел, исковерканные огрызки и большое сраное ничто.
— Я заставлю Катю сделать тест ДНК. Если ребенок мой… — Я нарочно выдерживаю паузу, чтобы Лиза повернулась и сосредоточила на мне все свое внимание. — Если это наш с ней ребенок, я оставлю ему все с правом Кати быть его опекуном и распорядителем денег, пока ребенку не исполнится двадцать пять лет. Это единственное, что могу дать ей. Хоть она заслужила большего.
Я знал, что Лизе не понравится мое решение.
Знал, что она вряд ли удержится от едкого комментария в первые пять минут, но прошло уже десять, а моя сестра продолжается отмалчиваться, только берет у меня еще сигарету и курит, разглядывая собственные, как всегда в идеальном порядке ногти. И еще крутит на пальце кольцо — одно из тех, которые подарил ей бывший муж. На ее же деньги. То есть — на те, что давал сестре я, пока ее муженек пытался выплыть в море Поиска себя. Когда он попытался облапошить ее, я сказал, либо они разведутся, либо пусть и дальше играют в красивую жизнь, но без моего спонсорства. Сначала Лиза долго кричала, что я всегда и все меряю деньгами, потом ушла, а через три месяца вернулась ко мне под предлогом «помочь справиться с потерей наших родителей», как будто я действительно их любил.
Тогда она сказала фразу, значение которой я понял лишь сейчас: когда любишь — видишь только белое, а черное — это просто пятна на солнце.
Я люблю Катю, и она — все белое, что было и, вероятно, будет в моей жизни. А черные пятна — это отражения моей собственной грязи.
— И как давно ты это решил? — нарушает тишину Лиза, когда я почти поверил, что бури не будет, и сестра спокойно примет мое решение. Она должна знать, что я никогда не отменяю того, что озвучил вслух. И то, что еще не сказал, тоже. — До того, как обещал, что мои дети не останутся на улице или после? Мне интересно, когда закончилась твоя благодарность и была ли она вообще.
Я смотрю сквозь сизый дым и вспоминаю дни, когда мы с Лизой были младше, когда она вместе с матерью помогала мне привыкнуть к нормальной жизни и была маленькой актрисой, разыгрывая разные роли. Но даже после всего этого я не мог ее полюбить, как не мог полюбить и родителей, хоть отец значительно упростил мне задачу, сделав все, чтобы меня не мучила совесть хотя бы за одного из них.
— Лиза, вы не останетесь на улице. Я пообещал это и выполню обещание. Но у меня есть семья.
— А я тогда кто? И твои племянники? — Сестра не кричит. Она просто тихо и спокойно простыми словами сдирает с меня кожу. И вряд ли понимает, что этот разговор причиняет мне куда больше боли, чем ей. Только сказать об этом я не могу.
— Вы тоже моя семья. Но тебе нужно двигаться дальше. Строить свою жизнь, а не убивать на меня последние годы молодости.
— Как же я тебя ненавижу… — шипит Лиза.
Я понимаю, что сказал что-то не то, но вряд ли способен осознать, что именно. Мой мозг оперирует лишь фактами, а они таковы, что пока Лиза тратила на меня время, ее собственные годы вытекли в колбу, как мелкий песок в старых песочных часах. И перевернуть их нельзя, даже если очень захотеть. Катя всегда говорила об этом, пыталась показать мне, что Лиза слишком привязана ко мне, что она зависит от меня и даже не пытается встать на ноги. Я согласился, дал ей деньги, дал возможности, обеспечил все, чтобы она начала заниматься тем, что любит. Но в итоге сестра снова просто вернулась ко мне, сказав, что в этой жизни заботиться о младшем брате — единственное, что она умеет лучше всего. Понятия не имея о том, что эта забота давно стоит мне поперек горла.
— Я положил деньги тебе на счет, — продолжаю, несмотря на Лизино возмущение. — Там хорошая сумма. Больше, чем нужно, чтобы начать с нуля. И ты всегда можешь рассчитывать на помощь моих юристов, если нужно. Для мальчиков есть отдельный счет на учебу. Этого хватит на любой престижный колледж, если вдруг захочешь отправить их заграницу.
— Мне не нужны твои сраные деньги! — Лиза все-таки срывается, встает на ноги и пулей слетает с крыльца, чтобы смотреть на меня снизу-вверх, как будто я какое-то Великое Зло, которому она рискнула противостать в одиночку. — Ты привел в наш дом девчонку, которой здесь не место. Ты позволил ей помыкать тобой, как мальчишкой, а она в это время раздвигала ноги за твоей спиной, опозорила фамилию наших родителей. Пока я всегда, слышишь, всегда была рядом! Опекала, хранила твою тайну, заботилась о том, чтобы никто не узнал о «маленькой странности» красавца и умницы Кирилла Ростова! Я была рядом всегда, каждый час и каждую минуту, потому что так было нужно, потому что мы — семья! Я отказалась от мужа, потому что ты так захотел, потому что Великому Кириллу взбрело в голову, что муж меня использует. Ты выдвинул ультиматум — и я согласилась! А то, что она тебя тоже использует — ты не видишь?!
— Говори, пожалуйста, тише, — прошу я, пытаясь успокоить головную боль. — Ты знаешь, что я не выношу крик.
— А я не выношу, когда меня используют, как презерватив: попользовались, когда была нужна, и вышвырнули!
Эта фразочка из лексикона ее бывшего, только он предпочитал говорить более грубо.
— Боже, Кирилл, разве ты до сих пор не видишь, что тебя обманывают?! Что все это, — Лиза делает жест, как будто хочет обвинить целый мир, — просто хитрая и хорошо спланированная игра? Что Морозов и твоя «милая» женушка — заодно? Ты больной, но не идиот, ты всегда видел такие вещи и всегда их понимал, ты учил меня читать людей, потому что я, здоровая, видела только эмоции, а не то, что за ними скрыто.
Она долго ждет хоть какой-то моей реакции, но я просто тянусь за еще одной сигаретой.
Лиза тяжело вздыхает, напрягается, как будто хочет пойти на второй раунд, а потом говорит:
