Иэн работал в маленькой робототехнической мастерской в большом складе в Потреро-Хилл. Мастерскую наполняли станки, испытания, технический антураж и производственные шумы. Из боковой комнаты два сотрудника вели подготовительные операции. В основном пространстве были обычно применяемые на сборочных конвейерах роботизированные захваты размером с человеческую руку, запрограммированные Иэном и группкой сотоварищей на съемку фильмов и рекламных роликов. Фильмы были одновременно красивы, интимны и захватывающи.
В начале этого года мастерскую купил поисковый гигант. Один из соучредителей получил четырехсоттысячный приветственный подарок, и, когда в студию прибыла партия электрических скейтбордов, Иэн с коллегами поняли, что сделка состоялась. Закупка была частью многомиллиардного шопинга в рамках обслуживания нового робототехнического подразделения, названного в честь андроида из научно-фантастического фильма восьмидесятых. Многим из недавно нанятых инженеров и изобретателей поставят задачи по построению автономного, оптимизированного, материализованного будущего.
Для кого-то приобретение поисковым гигантом явилось достижением предела Кремниевой долины – подлинным воплощением мечты. Иэн был счастлив, но оставался в сомнениях. Он никогда не искал работу ни в одном из крупных технологических конгломератов, всегда предпочитал масштабы поскромнее. Ему нравилось быть частью организации, где художников, архитекторов, дизайнеров и режиссеров больше, чем инженеров.
И все же он казался немного взволнованным. Гигант приобрел впечатляющую палитру робототехнических компаний.
– Кажется, у нас есть шанс принять участие в проекте, который действительно может оставить след, – сказал он однажды вечером, когда мы готовили ужин на моей кухне. – Такое чувство, что мы собираемся взяться за нечто на самом деле великое.
Насколько великое? Мне было любопытно. Ходили слухи о том, над чем работала команда робототехников, но о проектах Иэн говорить не мог. Мои догадки он подтвердить отказался. Он работал над беспилотными автомашинами? Вопросов у меня была уйма. Над поисково-спасательными роботами? Доставкой дронами? Космическим челноком? Мы скоро увидим гуманоидов? Насколько остальным надо бояться?
– Меня об этом все спрашивают, – хмуро сказал он. – Бояться не надо. Правда.
Я просила рассказать больше. В городе, где все бары, кафе и вечеринки распыляли словесные облака коммерческой тайны, такова была местная «проверка на вшивость». Но даже когда мы были пьяны в стельку, секреты компании Иэн хранил. Доверять ему стоило.
Поздней осенью Иэн повел меня на вечеринку в офис стартап-разработчика строго секретного аппаратного обеспечения, в увитый плющом кирпичный склад в Беркли. Над толпой молодых профессионалов, одетых в походные ботинки и жилеты с начесом, гудели дроны. Под ногами вертелся ребенок. Я приоделась в слишком нарядную шелковую блузку издательской поры.
Совершив обход, Иэн исчез с коллегой изучить прототип линии автоматической сборки модульной мебели и оставил меня наедине с полудюжиной инженеров-робототехников. Я цедила пиво и ждала, пока меня кто-нибудь заметит. Вместо этого мужчины, употребляя тайные кодовые слова, обсуждали свои проекты и дипломные работы. Один их них потратил семь лет, обучая роботов, как бойскаутов, завязывать разные узлы. Я спросила, не студент ли он факультета робототехники одного из университетов в области залива. Смерив меня взглядом с головы до ног, тот ответил, что не студент, а профессор.
Разговор перешел на беспилотные автомобили. Один из инженеров упомянул недавнюю акцию «Приведи ребенка на работу», когда разработчик беспилотников пригласил к себе детей попрыгать, потанцевать и покрутиться перед датчиками. Техника была мирового уровня, но все равно требовала обкатки на несовершеннолетних. По его словам, момент для транспортной отрасли был невероятно волнующий: преграды, с которыми пришлось столкнуться, были не технического, а культурного свойства. Самым большим препятствием было общественное мнение.
Я громко спросила, насколько и впрямь вероятно появление беспилотных машин. Пиво я допила и заскучала. Мне захотелось немного участия, толики признания. Захотелось, чтобы все поняли, что я не просто девушка инженера, что стоит на вечеринках и ждет, пока он покончит с делами, – хотя, разумеется, так оно и было.
Я настроена скептически, заявила я мужчинам. Ажиотаж в СМИ казался сильно раздутым: как перспектива, беспилотники казались не просто маловероятными, а чем-то за гранью фантастики. Разве не только что было сказано, что они не способны опознать детей? Все повернулись ко мне. Бойскаутский профессор сделал удивленные глаза.
– Где, вы сказали, вы работаете? – спросил один из мужчин. Я, в надежде сойти за инженера, объяснила, что работаю в аналитической компании.
– Ах, – великодушно протянул он, – и чем вы занимаетесь?
– Поддержкой клиентов, – ответила я.
Мужчины переглянулись.
– Не тревожьтесь об этом, – произнес профессор и повернулся к остальным.
В поезде по дороге домой, плюхнувшись на отдающую мускусом и мочой ткань сиденья, я наклонилась к Иэну и пересказала разговор. Заявила, какие они беспардонные сексисты. Как смеют они относиться ко мне пренебрежительно только потому, что я женщина, только потому, что я занимаюсь поддержкой клиентов и не инженер. Их жизнь не лучше моей. Их мнение не весомее моего.
Иэн поежился и притянул меня к себе.
– Тебе не понравится, – сказал он, – но ты пыталась поносить беспилотники перед их первыми создателями.
Как-то вечером кое-кто из нас остался посмотреть научно-фантастический фильм о хакерах, внезапно обнаруживающих, что общество – это виртуальная реальность. Это был любимый фильм гендиректора, он как-то сказал: чуть не в первый раз он увидел представленного в популярной культуре хакера. Мы все слышали дифирамбы, расточаемые гендиректором своим подростковым эскападам, ощущению свободы, когда он врывался в коллективные компьютерные игры и троллил онлайн-соперников. Ноа это впечатляло, но мне директор казался просто скучающим в глухом пригороде ребенком с доступом к семейному компьютеру. Фильм вышел в год, когда ему исполнилось десять.
Показ был моей идеей. Я вечно старалась быть всем подругой, сестрой, матерью. В то утро менеджер по решениям раскритиковал меня за желание всем понравиться. Меня его слова возмутили, потому что были правдивы.
Мы уселись на диваны в центре офиса напротив плоскоэкранного телевизора. Телевизор был подключен к ноутбуку, и в течение всего дня коллеги кормили его беззвучными трансляциями документальных фильмов о природе и записями играющих в видеоигры незнакомцев. По кругу ходило пиво. Гендиректор смотрел кино с открытым ноутбуком, параллельно работая.
Фильм был прозрачной перифразой пещеры Платона, или, по крайней мере, так писали в Интернете, – сама я Платона никогда не читала. Это была и смачная аллегория технолибертарианства, и, возможно, ЛСД. Нетрудно понять, почему фильм привлекал. Устоявшимся порядком хакеры получили доступ к возможностям вести тайную слежку. Я сама знала неподдельное возбуждение при виде заливающего экран потока данных, знала, как притягателен панорамный «вид сверху» на все срезы общества в целом. Фильм не просто сделал хакеров сексуальными. Он романтизировал обходной путь, праведное стремление отшельника к истине, превосходство аутсайдера и вездесущую науку.
