Это было непросто: коллег я любила и старалась пресекать их поползновения. Страшных историй со мной пока не приключилось, и я надеялась, что не приключится. По сравнению с другими знакомыми женщинами у меня все обстояло неплохо. Правда, планка была слишком низкая.
В моем возрасте мама работала в корпоративных банках. Я считала, что она поймет. Ждала от нее слов поддержки и ободрения. Ждала, что она скажет: «Да! Ты должна изменить эту отрасль».
Ответ пришел почти сразу. С советом не подавать жалоб на сексизм в письменной форме. «Если, конечно, у тебя нет наготове адвоката».
Из службы технической поддержки меня повысили до того, что в отрасли именуется «сопровождением клиентов». Я стала менеджером по сопровождению клиентов. Внезапно у меня появилась инициальная аббревиатура и корпоративная учетная запись. Визитки. С номером личного мобильника и слоганами «ДЕЛА КРАСНОРЕЧИВЕЙ ПРОСМОТРОВ ЧИСЛА» и «Я КОМПЬЮТЕРНО УПРАВЛЯЕМЫЙ» – отсутствие дефиса все еще сводило меня с ума, но я их всем раздавала.
Отдел сопровождения клиентов был невелик: я и бывший менеджер технической поддержки клиентов, новоиспеченный МДА[18], в рубашках с воротником на пуговках и сияющих кожаных туфлях с перфорацией. Менеджер по решениям напутствовал меня словами о том, что ждет нашей отличной командной работы. Я была согласна: МДА с его сдержанным, циничным юмором мне нравился.
– Он стратег, – улыбаясь, сказал менеджер по решениям. – А вы любите наших клиентов.
Наши клиенты. Почтовый ящик и личную голосовую почту переполняли запросы наглых упрямых незнакомцев. Не припомнить, сколько раз за последний год меня ставили на место, унижали, увольняли. А мне действительно нравилось помогать клиентам осваивать программное обеспечение. Нравилось анализировать информацию, срывать покров таинственности с технических процессов, быть в числе немногих, умевших это делать. Нравилось всем заправлять. Но ни одного из этих мужчин я не любила.
С повышением прибавилось акций. Я так и не знала, сколько они стоят, а спросить коллегу, предлагали ли ему при нашем повышении больше, боялась. Разумным казалось предполагать, что да. В конце концов, его работу считали стратегией, а мою – любовью.
Но даже без доли в капитале – денег, утешалась я, так или иначе спекулятивных – моя зарплата в двадцать шесть лет составляла 90 тысяч в год. За 500 долларов я купила в Интернете пару туфель, по моим сведениям, модных в Нью-Йорке, но носить их в Сан-Франциско я застыдилась – чересчур солидные. Немного пожертвовала некоммерческой организации по охране здоровья матери и ребенка. Немного – местной организации, устанавливающей в моем районе передвижные уличные туалеты и душевые для бездомных. Купила вибратор с USB-портом, который позволял мне чувствовать себя ближе к технологической индустрии. Купила абонемент в тренажерный зал и бассейн с морской водой, прекрасно понимая, что у меня никогда не будет времени туда ходить. Записалась на прием к рекомендованному краудсорсинговым сайтом гипнотерапевту. В надежде избавиться от привычки грызть ногти потратила 200 долларов на один сеанс, во время которого случайно заснула и увидела неэротический сон об основателе всеми ненавидимой социальной сети.
Остальные деньги шли прямиком на сберегательный счет. «Все хорошо», – успокаивала я себя, в скверные дни прячась в серверной и просматривая остаток на банковском счете. Мой отступной путь.
Весной стартап выкатил нововведение – параметр под названием «Зависимость». График зависимости в почасовом режиме отображал частоту вовлеченности уникальных пользователей – что-то вроде гипертрофированного отчета о пребывании на сайте. Это была своеобразная новинка на рынке: вдохновенное решение продукта от гендиректора, блестяще реализованное техническим директором. Каждая компания хотела создать приложение, которое пользователи просматривали бы по нескольку раз в день. Все хотели приковывать к себе внимание – приковывать к себе особое внимание. Графики зависимости измеряли и усиливали это тревожное стремление и одержимость.
Наша директор по маркетингу и связям с общественностью перешла в более крупную технологическую компанию с устоявшимися традициями и льготами для семейных сотрудников, а ее место осталось вакантным. С ее уходом я фактически стала копирайтером. В прибавке за дополнительную работу мне категорически отказали.
– Вы пишете, потому что вам интересно, – сказал менеджер по решениям, и мне явно было интересно, поскольку я продолжала.
Для продвижения «Зависимости» я написала статью за именем гендиректора, сухо повествуя о желательности постоянного возвращения пользователей к одним и тем же приложениям по нескольку раз в час. «Зависимость позволяет вам увидеть, как вы встраиваетесь в повседневную жизнь пользователей, а также оценить и оптимизировать ваше влияние», – писала я так, словно это что-то хорошее. В техническом блоге с высокой посещаемостью статью опубликовали за подписью гендиректора, а в блоге нашей компании – за моей.
Новизна «Зависимости» увлекала, но ее посыл вызывал неловкость. Большей части персонала компании не было тридцати, и все мы выросли при Интернете. Жизни без него мы не представляли, но я начала задумываться о том, что возможны и другие подходы. Слишком часто я отправляла по электронной почте ссылку или заметку и ощущала прилив дофамина и волнение от предвкушения реакции, и лишь потом вспоминала, что сама затянула эту петлю. Поощрять зависимость от приложений мне не хотелось.
Да и само название продукта действовало на нервы. Немало знавала я самого разного народа, умотавшего на лоно природы избавиться от героиновой, кокаиновой, лекарственной и алкогольной зависимости, – и им повезло. Зависимость стала смертоносной эпидемией поколения. Тендерлойн[19] был в пяти кварталах от нашего офиса. Необходимы были более высокие устремления. Можно было хотя бы назвать продукт иначе.
Своими сомнениями я поделилась с Кайлом. Сетовала на впечатление, что ни у кого в компании нет знакомого наркомана. Будто злоупотребление психоактивными веществами – какая-то абстракция, о которой пишут в газетах, если кто из них вообще удосуживается их читать. Не просто бестактность, но слепота, непристойность, оскорбление. С таким же успехом можно было назвать наши воронкообразные диаграммы «Анорексия». Ушедших от нас клиентов – «Самоубийцы».
Кайл терпеливо слушал мой обличительный монолог. Снял велосипедную кепку в цветочек и почесал затылок.
– Понимаю, – сказал он. – Зависимость – большая проблема в игровой индустрии. В этом нет ничего нового. Но, по-моему, ничто не предвещает изменений к лучшему.
Мыском кроссовки он толкал взад-вперед мой миниатюрный скейтборд под столом.
– Мы уже называем наших клиентов «пользователи».
Менеджером сопровождения клиентов работать было гораздо интереснее, чем инженером службы поддержки, но название было настолько банально и резало ухо притворной искренностью, что я не могла произнести его вслух. Что пошло мне на пользу: когда вместо этого я изменила подпись в электронной почте на «менеджера технической поддержки», мне стали писать дотоле необщительные клиенты – всегда инженеры, всегда учредители и, как прежде, мужчины.
