Я любила специфическую интимность видео: все дышат, сопят, жуют жвачку, забывают отключить микрофон прежде, чем высморкаться. Я любила взаимные подколки, застывшие на середине предложения лица, удивление от вылезающего из-под стола питомца. Я любила наблюдать, как все смотрят на себя, когда мы притворяемся, что смотрим друг на друга, акт бесконечного наблюдения. Первые десять минут почти всегда уходили на исправление косяков видеосвязи, за это время я успевала познакомиться с интерьерами домов товарищей по команде, цветовой кодировкой их книжных шкафов, свадебными фотографиями, серьезными печатными плакатами или непонятным искусством. Я узнавала об их увлечениях и соседях по квартире. Я полюбила их детей и домашних животных.
В начале этих встреч я авторизовалась и погружалась в свой ноутбук, наслаждаясь духом товарищества и командной теплотой. Целый час мою комнату наполняли смех и болтовня, перерывы разговора, когда программа тормозила или зависала. Затем я вставала, потягивалась, снова заклеивала лентой камеру ноутбука, открывала шторы и привыкала к тишине в одиночестве комнаты.
Все инженеры читали строго модерируемый форум, новостной агрегатор и сайт обсуждений, управляемый бизнес-акселератором в Маунтин-Вью. Форум часто посещали предприниматели, компьютерщики, специалисты по информатике, либертарианцы и любители с ними подискутировать. Те, кто по умолчанию всегда спорили. Преимущественно мужчины. Мужчины по обе стороны баррикад, мужчины до мозга костей.
Это было не мое, но я все равно читала. Сайт казался мне грубым мужским идентификатором индустрии, вечным греческим хором онлайн. Создатель сайта заявлял, что политические дебаты убивали пытливость ума, и считали политические истории и разговоры неуместными и многословными. Основополагающие указания просили пользователей сосредоточиться на историях, интересных хакерам. Насколько я вообще думала о хакерстве, я всегда считала хакерство в основе своей политической деятельностью, но, казалось, технологическая индустрия ассимилировала и нейтрализовала его сущность. Хакерство явно больше не означало протест против государства и власти, оно означало просто писание кода. Возможно, потенциальные хакеры просто стали инженерами в ведущих технологических корпорациях, где у них был более легкий доступ к любой желаемой информации. Я не вдавалась в это сильно – я же не хакер.
Авторы форума экспериментировали с новыми идеологиями, казалось, обнаруженными ими в краудсорсинговых википедиях. В разговорах об отраслевых происшествиях, официальных документах, анонсах продуктов и личных сообщениях в блогах они обменивались заметками об этике, философии и экономике. «Какие книги составляют ядро вашей операционной системы?» – на полном серьезе спрашивали друг друга мужчины. Они обсуждали, как сохранить ментальные циклы, как достичь состояния глубокой погруженности в работу. Они обсуждали достоинства клятвы Гиппократа для разработчиков, существование естественных монополий, придание ценностных качеств личным комплиментам, состояние окна Овертона. Стоицизм они обсуждали как лайфхак. Они балансировали на грани самореализации.
Когда впервые появились новости о случае гендерной дискриминации в open-source-стартапе, комментаторы на форуме попытались вытянуть впавшую в немилость компанию. Они набросились на подробности рассказа о сотрудниках-мужчинах, наблюдавших за тем, как в офисе их коллеги крутили под музыку хулахуп. Первая разработчица инженерного отдела писала, что сотрудники похотливо пялились на коллег, точно в стриптиз-клубе. Взгляды на крутящую хулахуп женщину не делают мужчину насильником, утверждал один комментатор, – в конце концов, даже стриптиз-клуб не делает мужчину насильником.
Кто-то спросил, дозволительно ли руководителям приглашать сотрудников в стриптиз-клуб? И что делать, если приглашают сотрудники и они женщины, и приглашают гендиректора они? Еще один мужчина предположил, что женщины сами устроили хулахуп-шоу – может, они желали, чтобы на них смотрели. «Не забывайте, – выступил чрезвычайный и полномочный посол страны эволюционной психологии, – желание – это эволюционный императив!»
Дополнительные споры вспыхнули о расследовании отмены чужого кода. Некоторые обсуждали роль выбора языков программирования в open-source-стартапе. Возможно, утверждали они, выбор языка компании отражал условия работы. Кто-то указал, что порой путают гендерное соотношение в технологической сфере – которое, как он признавал, хуже среднего, – с уровнем домогательств, о чем, в сравнении с другими отраслями, судить трудно.
«Мужчины создали чрезвычайно успешную компанию, где им нравилось работать, и теперь им приходится ее разрушать ради комфорта феминисток», – возмущался комментатор.
Пользователь, чей ник отдавал дань уважения карикатурному коту, начал дискуссию о качествах позитивной офисной среды. «Почему, – спросил он, – на производстве, где работают счастливые молодые мужчины, обязательно будет плохая культура?»
Я полетела в Финикс на ежегодную конференцию женщин компьютерной индустрии. Конференция была посвящена женщине-инженеру, помогавшей разрабатывать военную технику в период Второй мировой войны, намек, возможно невольный, на недостаточное признание роли государства в создании отрасли. В самолете я пошутила с сидящим рядом пассажиром, будет ли у Агентства национальной безопасности вербовочный стенд: скверная шутка, ставшая еще сквернее, когда я узнала, что АНБ было одним из главных организаторов конференции.
Я не была настоящей «женщиной компьютерной индустрии» – скорее женщиной при компьютерной индустрии, но мне было любопытно, а платформа для проектов с открытым исходным кодом была спонсором конференции. Принять участие пригласили всех заинтересованных сотрудников, независимо от пола. Поскольку исследовать Финикс, город, центр которого, казалось, являл череду связанных между собой парковок, никто желанием не горел, компания разместила нас в бутик-отеле с бассейном и мексиканским рестораном. Ресторан-бар быстро стал нашей новой штаб-квартирой.
В первый вечер коллеги собрались за чашами гуакамоле и бокалами запотевшей «Маргариты». Для многих из них конференция была лишь поводом для личной встречи, своего рода воссоединением. Многие не виделись с начала дискриминационного кризиса. Поговорить было о чем.
Я держалась в тени, надеясь, что женщины-инженеры меня примут. Они казались мне пугающими: умными, увлеченными работой и не боящимися называть все это чушью, по крайней мере в своем кругу. У некоторых из них были кричаще крашенные волосы и пирсинг в стиле панк-рока, что говорило не только о принадлежности к субкультуре, но и о старшинстве в отрасли. Я не представляла, каково в технической сфере женщине, чьи квалификации пользовались уважением. С разочарованием я узнала, что это мало отличается от положения женщины, чьи квалификации уважением не пользовались.
Казалось, большинство женщин в компании рады, что некоторые проблемы компании всплыли. Слишком многие блюют в лифте в прямом и переносном смысле слова. Слишком много неисследованного неравенства. Одержимость меритократией известной международной компании с преобладанием белых, мужчин и американцев, при этом менее пятнадцати женщин в инженерном отделе. Коллеги объясняли, что долгие годы отсутствия официальной организационной диаграммы породили неявную теневую организационную диаграмму, определяемую связями и близостью к основателям. Рядовые технические сотрудники обладают властью и влиянием уровня руководящего звена. Те, кто имеет постоянный доступ к гендиректору, могут влиять на решения о приеме на работу, внутреннюю политику и репутацию коллег.
