– Неиерархическая структура, за исключением оплаты и ответственности, – закатывая глаза, сказала сотрудница отдела внутренних инструментов. – Возможно, в этой компании легче быть фурри[22], чем женщиной.
– Похоже, никто даже не читал «Тиранию бесструктурности»[23], – сказала инженер, недавно прочитавшая «Тиранию бесструктурности».
Возможно, недостатки выстраивания компании по образцу интернет-сообщества были предсказуемы, но выстраивание компании по образцу open-source-сообщества оказалось чревато уникально тяжелыми последствиями. Помимо проблем с меритократией и рабочим процессом без менеджеров, открытый исходный код исторически был мужским клубом. Женщины составляли менее пяти процентов. Проповедовалась исключительность. Даже не по Интернету, а лично, на технических совещаниях и конференциях, мужчины разглагольствовали и носились по сценам, купаясь в лучах прожекторов, как поп-звезды, а женщин-инженеров раздевали взглядами, унижали, лапали. «Нельзя подвергнуться сексуальному домогательству, работая на удаленке», – шутили мы, но, разумеется, мы были не правы.
Быстро стало ясно, что я была защищена: в команду поддержки отличные коммуникативные качества и сочувствие были встроены по умолчанию. Что касается инженерного сектора, то, пока одни мужчины писали высокоумные манифесты о важности сотрудничества, все остальные боролись за то, чтобы их вклад был оценен по достоинству. Некоторые мужчины, пользуясь своей популярностью в сообществе, поставляли на рынок огромные части платформы, а коды женщин критиковали или отклоняли. Компания продвигала равенство и открытость до тех пор, пока не доходило до передачи акций: пакеты акций, описываемые как не подлежащие передаче, на самом деле были предметом переговоров для тех, кто был привычен к успешным переговорам. Печально известная политика «назначь себе зарплату» привела к столь существенному разрыву в оплате труда, что ряд женщин получили выравнивающую надбавку, близкую к 40 тысячам в год. И никакой компенсации за недоплату.
Следующие несколько дней я бродила по недрам городского конференц-центра, где восемь тысяч студентов и специалистов в сфере технологий собрались в не полностью согласованной попытке привлечь взаимное внимание. Были представлены стенды всех крупных технологических корпораций, а также стартапов из всех вотчин инвестиционных компаний. Вдоль боковых стен стояли обтянутые дешевой темной тканью временные павильоны, внутри корпоративные рекрутеры проводили собеседования. Мне показалось более обнадеживающим видеть компании, специализирующиеся на биотехнологиях, робототехнике, здравоохранении, возобновляемых источниках энергии – надежные и серьезные организации, а не взбалмошные стартапы технических наркоманов, к которым я привыкла в Сан-Франциско.
Среди специалистов по информатике я чувствовала себя неуверенно, а на конференции за расширение трудовых прав женщин меня терзал синдром самозванца. Я позаботилась о том, чтобы на моей футболке был виден именной пропуск с логотипом open-source-стартапа и сам логотип стартапа. Я стояла за прилавком будки и раздавала наклейки кото-осьминога в образе Клепальщицы Роузи[24], статуи Свободы, скелета мексиканского Дня мертвых и женщины-инженера – с взметнувшейся челкой, хвостиком и в мультяшной толстовке с кото-осьминогом.
Когда я наблюдала, как толпа молодых женщин раздавала резюме и болтала о карьере, которую они еще не начали, я воодушевилась и вдохновилась. Экспансивно и чересчур сентиментально подумала, что когда-нибудь я буду работать на них. Я смутно жалела, что осталась у разбитого корыта с занятиями программированием в прошлом году. Мои умения никогда не приближались к переднему краю технологий, но я уже чувствовала себя отстающей. Казалось, что мы с коллегами лицом к лицу встречаемся с теми, кто придет нам на смену, и я завидовала будущему этих молодых женщин. И еще ощущала материнскую ответственность за них.
У каждой моей знакомой в индустрии была неприятная история, собственная или из вторых рук. На той неделе я услышала новые: про женщину, которой предложили работу инженера и тотчас отказали, едва она попыталась выторговать зарплату повыше, о женщине, которой прямо заявили, что она не вписывается в корпоративную культуру. О женщине, пониженной в должности после декретного отпуска. О женщине, изнасилованной инженером мистером Икс и уволенной после того, как она сообщила об этом кадровику. О женщине, которой друг ее генерального подсыпал гамма-гидроксибутират. В какой-то момент нам всем заявили, что инициативы в области разнообразия дискриминируют белых, что среди инженеров больше мужчин, потому что мужчины талантливее. Женщины вели личные журналы учета происшествий. Отслеживали ситуацию. Некоторые начали выходить и открыто рассказывать о своем опыте. Это было похоже на начало кардинальных изменений.
Не все обрадовались публичной дискуссии. Некоторые видные учредители и инвесторы, привыкшие к бессмысленным репортажам об игривой обстановке на рабочих местах и некритичных, идеализированных рассказах о руководителях, такое внимание СМИ не оценили. Обвинили написавших о сексуальных домогательствах журналистов, что те порочат отрасль, утверждали, что медиа просто завидуют, потому что технологическая индустрия отбивает у них хлеб с маслом. Жаловались, что все сетования на мужской клуб, перекрывающий женщинам путь в точные науки, – просто маркетинговый прием. Отдельные женщины, будущие пролазы, вмешались с заявлениями, что у них мужчины-наставники и вообще все хорошо. Дискуссией можно было воспользоваться для стремительного роста.
Открывая конференцию, гендиректор более чем спорного конгломерата программного обеспечения из Сиэтла призвал женщин отказаться просить повышения.
– Дело не в том, чтобы просить повышение, а в знании и уверенности, что система даст вам верное повышение, когда вы продолжаете двигаться вперед, – сказал он. – Говоря откровенно, женщины, не просящие повышения, возможно, наделены особой неотразимой властью.
Лучшее из его предложений – уповать на карму.
На пленарном заседании Мужчин-Соратников группа женщин-инженеров раздала участникам сотни самодельных карточек бинго. Внутри каждого квадрата стояло обвинение: «Поминает мать». «Говорит, что такого в моей компании никогда не произойдет». «Умная одежда». «Утверждает, что другой мужчина-руководитель в глубине души добрый человек». «Говорит, что феминизм отпугивает женщин от сферы технологий». В центре доски был квадрат, на котором было написано «Круг потенциальных соискателей». Аргумент о том, что в сфере точных наук женщин и представителей меньшинств элементарно недостаточно для заполнения вакансий, я слышала. Меня, знакомую с процессом найма, он не убеждал.
Я спросила у сидящей рядом женщины-инженера, что такое «умная одежда».
– О, вы знаете, – сказала она, указывая на сцену с радужной подсветкой, – умные бюстгальтеры. Техническая жемчужина. Единственное, что парни могут представить как заботу о женщинах.
Что же этот умный бюстгальтер должен делать, подумала я, поправляя под одеждой косточку бюстгальтера тупого.
Соратники мужского пола, все сплошь аккуратные белые руководители, заняли свои места и принялись давать мудрые советы, что делать с дискриминацией на работе.
