Долго путаться под ногами поварихи я не стала. Удостоверилась, что здесь все в надежных руках, и потихоньку вернулась на помощь к Ежине.
Открытые в честь хорошей погоды окна библиотеки выходили аккурат на подъездную дорогу, поэтому мы загодя услышали характерный шум повозок, разбавленный громкими, невнятными из-за расстояния голосами и смехом. Правда, не сразу обратили на него внимание, а потом мне понадобилось какое-то время, чтобы осознать: это действительно к нам.
Из библиотечного окна было не разобрать подробностей, но по дороге катились четыре длинных, разномастных омнибуса, и у одного я даже разглядела номер на боку — повозку явно сняли с маршрута. Из открытых окон то и дело высовывались руки и головы, и помимо шороха колес слышались голоса и громкий смех — многоголосый шум, производимый большим количеством возбужденных и совершенно нормальных детей.
Конечно, я надеялась, что дети к нам приедут не слишком взвинченные и заморенные. Надеялась, но толком не верила: все они, включая «моих», жили в постоянном страхе разоблачения, а это не способствует легкости нрава. И тут вдруг — подобное. Да еще по дороге, на каких-то странных тарантасах!
Ничего не понимаю. У короля не нашлось другого транспорта? Честно говоря, я ожидала, что учеников приведут порталами: портальный зал в поместье имелся, находился в отличном состоянии и, кажется, единственный не претерпел никаких изменений.
Покинув библиотеку, я отправилась на крыльцо разбираться. Ежина из любопытства увязалась следом.
Пока дошли, из омнибусов уже высыпалась толпа юношей и девушек разного возраста. Сейчас они делили багаж и галдели не хуже птичьего базара. В смятении я застыла на верхней ступеньке: среди прибывших не было ни одного знакомого лица — из тех, кого мы ждали.
Ничего не понимаю! Не мог же король так ошибиться?
Первый извозчик уже тронулся с места, и я наконец нашла среди детской толпы сопровождающего мужчину — высокого змея в расцвете лет. Отсюда было прекрасно видно черный, с золотой пылью узор чешуи на висках и скулах. Мужчина и не пытался его скрыть, наоборот, аккуратно брил виски, чтобы подчеркнуть «красоту». У него вообще была очень своеобразная прическа: на макушке волосы коротко подстрижены, а на затылке длинные, до лопаток пряди собраны в небрежный хвост. На пальцах змея, кажется, темнели черные треугольные когти. Вторая или даже третья линька.
Видимо, один из тех, кто согласился помочь со школой. Уверенный в себе, спокойный, с широко расправленными плечами и привычкой командовать. Я таких очень давно не видела, с юности, пожалуй. Не взрослых, а столь невозмутимых и расслабленных, чувствующих себя по-хозяйски. Спокойствие его, впрочем, не удивляло: судя по энергетической оболочке, змей — явно боевой маг, а тут до моря рукой подать, так что сил ему сейчас не занимать.
Откуда только взялся, недобиток!
Я с досадой одернула себя и мысленно отвесила подзатыльник. Не ляпнуть бы такое вслух!
Что поделать, старые привычки изжить сложно. Если змеенышей не получалось считать врагами — дети же, то вот с такими, взрослыми, нередко приходилось сталкиваться в бою. Нужно время и терпение, чтобы побороть вбитые рефлексы и научиться воспринимать их как… своих.
Черный змей, кажется, почувствовал мой взгляд, отвлекся от попыток организовать детей и обернулся. Глаза желтые, а зрачки — пока еще обычные, круглые. Три линьки, точно. Пик силы. Закономерно — вряд ли сюда рискнули бы отправить кого-то слабого.
Я спокойно встретила неподвижный взгляд, коротко кивнула в знак приветствия. Змей двинулся навстречу — легко, пружинисто, с угрозой в каждом жесте. Но к этому я оказалась морально готова, потому стояла и ждала в спокойной, расслабленной позе, сложив руки за спиной. Внутри, правда, подобралась: Создатель знает, что этому чешуйчатому может прийти в голову!
— Добро пожаловать, — ровно проговорила, когда змей подошел к лестнице. Не опуская глаз, протянула ладонь.
Змей остановился, не доходя до меня одну ступеньку — так мы оказались почти вровень. Мельком глянул на повисшую в воздухе руку, внимательно осмотрел меня.
— Норика, — назвалась я. Пауза начала затягиваться и вплотную приближалась к гой грани, за которой она и отсутствие ответа превращались в оскорбление.
— Зарк, — не стал обострять змей и ответил в том числе и на рукопожатие.
Ладонь твердая, прохладная, крепкая. Мужская. Пожал крепко, уверенно, но без ребячества с демонстрацией силы. Это радовало: во-первых, он при желании мог бы легко сломать мне пальцы, все-таки силы змеям мужского пола не занимать, а во-вторых, значит, он готов если не к перемирию, то уж хотя бы к вооруженному нейтралитету.
— А это… — Я кивнула в сторону притихшей молодежи.
— Наши воспитанники, — пояснил Зарк. — В последний момент все-таки решились их взять, не успели предупредить. Надеюсь, места хватит на всех?
— Пока точно хватит, — прикинула я.
Однако следовало сообщить королю, что нас уже больше, чем предполагалось. Создатель со спальнями, в крайнем случае можно будет еще немного потесниться. Но содержание-то школе пока выписано на тех двадцать шесть змеенышей, которые еще не появились! Хорошо, если король сумеет быстро увеличить финансирование, а если нет? Ладно, что-нибудь придумаем.
Пока мы знакомились, змееныши разобрали свои вещи и притихли. Я отвлеклась от Зарка, чтобы пересчитать их взглядом… И едва поборола сначала порыв отшатнуться, потом — протереть глаза.
По лестнице к нам шли двое. Молодая женщина — маленькая, стройная, черноволосая и большеглазая; от ученицы ее отличал только узор чешуи на висках, дававший понять, что первую линьку она уже прошла, а может, и вторую. Брюнетка держала под руку высокого статного мужчину, светлокожего блондина, словно специально созданного природой в противовес Зарку. Его белые волосы были коротко острижены, чешуя оказалась белой, с серебром, и занимала она большее пространство, чем у второго: узор покрывал скулы, виски, заползал на лоб вдоль линии роста волос. На внешних краях бровей забавно топорщились мелкие лазоревые перышки. Этот — старше, уже была четвертая линька. А глаза с вертикальными трещинками зрачков — голубые, как дымка над Океаном. По-прежнему. Редкая масть у змеев.
Прошло много лет с нашей последней встречи, он успел два раза перелинять и не прятал теперь змеиные черты, но я просто не могла не узнать или перепутать, слишком отчетливо и детально помнила это лицо.
И все бы ничего, но я была уверена, что этот змей сгорел на костре. Сама, правда, не видела, но… Неужели Великий Змеелов и тут соврал? Но зачем?! Он же видел мою злость и ненависть, неужели не верил в их искренность?!
Усилием воли я задушила полыхнувшую в груди ярость, не позволив выплеснуться наружу, успокоила взбурлившую силу. Даже, готова поручиться, удержала лицо, уж в этом искусстве я достигла небывалых высот. Даже Великий Змеелов до последнего, при всей своей подозрительности, не знал, насколько я его ненавижу, а он за годы жизни отлично научился читать чужие души.
