А вот Кель с Дорикой, конечно, нашлись в гуще веселья. Кергал, может, и рад был посидеть в сторонке, но не с этой заводилой под боком. Впрочем, недовольным жизнью он совсем не выглядел, но на него сейчас вообще было приятно посмотреть. За зиму парень набрал веса, перестал быть таким болезненно тощим, как-то весь выпрямился, расправил плечи и заметно похорошел. Дори его ревновала, но совершенно беспочвенно, Кель явно определился в своих симпатиях окончательно. В этом постоянстве и стремлении к серьезным отношениям они с братом были удивительно похожи.
Сейчас Кергал уже вполне оправился от всех потрясений. Казался, конечно, гораздо моложе своего реального возраста — по нашим прикидкам, он был старше брата на несколько лет, но линять пока не собирался и вообще поведением тянул на ровесника близняшек. Зато совершенно нормального, здорового. Можно сказать, сэкономил несколько лет жизни, съеденных войной и охотой на змеев.
В остальном мире — там, за пределами Стрелолиста — тоже потихоньку начиналась весна. Змеи возвращались домой. Пока осторожно, пока только самые смелые и в крупные города или вот такие тихие уголки вроде Столбов, но и это уже было здорово. Налаживались оборванные связи с соседними мирами. Потихоньку восстанавливалась нормальная жизнь.
Школа наша теперь была полностью заселена, появились обещанные ученики с человеческой магией, новые учителя и работники. Но она была только первой — змеенышей понемногу начали учить и в других местах. В столичный университет возвращались преподаватели-змеи, восстанавливали закрытые змееловами кафедры. Витолу предложили возглавить одну из них, и он согласился, так что к лету должен был нас покинуть. И это правильно, там его опыт был куда более кстати, потому что ученикам его помощь уже стала не нужна.
Появилась только одна тревожная новость, но и ту, подумав, сложно было назвать по-настоящему плохой. Оказывается, в нашем мире в последние несколько лет очень сильно упала рождаемость. Змееловы проблему замалчивали, сейчас эта информация всплыла. Но если вспомнить откровения Язода Самоса, может быть, оно и к лучшему? Может быть, наши боги сделали выводы из прошлого опыта?..
Тем более легко оказалось принять эту новость благодаря тому, что мы с Асписом в статистику не попали, — чуть меньше месяца назад обнаружилось, что к двум взрослым парням, а также близняшкам и Мангиру скоро добавится кто-то маленький. Мой змей почему-то не сомневался, что девочка, а я… просто радовалась жизни, и в мыслях о настоящем и будущем почти не оставалось места прошлому.
Словно почувствовав мой взгляд, Аспис распрямился, оставив большой снежный ком, и обернулся. Я не удержалась от ответной улыбки, помахала рукой, и целитель, бросив пока свое занятие, потрусил ко мне. Раскрасневшийся, перья на бровях топорщатся, влажные волосы дыбятся слипшимися иголками; улыбка — сияющая, теплая, и даже вертикальные зрачки уже не привлекают внимание.
Сейчас Аспис казался совсем мальчишкой, бесшабашным и беззаботным.
— Никогда не привыкну видеть тебя на холоде в одной блузке, — качнул головой змей, расстегивая куртку. Обнял меня, распахнув полы и укрыв ими, и я, конечно, не стала сопротивляться, хотя не мерзла. Все равно было приятно прижаться к разгоряченному телу, ощутить крепость родных объятий. — Выспалась?
— Не то слово, — ответила куда-то в воротник его рубашки. — Но просыпаться с тобой мне нравится больше…
Говорят, зима — время обновления мира. Целительный сон, в который боги погружают Твердь и ее обитателей. Раньше я об этом не задумывалась: там, в прошлой жизни, не было повода сравнивать разные сезоны года и искать в их различиях некий сакральный смысл. Но именно сейчас, в этом году, мир удивительно точно отвечал старой присказке. Мир, наша школа, вся моя жизнь… Зима вместе с тающим снегом уносила с собой все грустные и тяжелые мысли, мрачные воспоминания.
И я бы совершенно не удивилась, что все это не случайно. Что боги намеренно выбрали для своего вмешательства именно зиму — по каким-то их божественным законам. Неспроста прошлый перелом тоже случился зимой: выползла на свет зеленая гниль, и рухнули прежние связи. Но теперь у меня появился повод любить это время года.
Впрочем, не только его. Каждый новый день, каждую минуту, прожитую не потому, что надо и глупо умирать просто так, а потому, что хочется и есть ради чего жить.
