— Бабочка очень послушная, я научу тебя.
Ханзи открыл загон и вывел из соседнего стойла белоснежную прекрасную кобылицу. На ее бедре красовалось пятнышко, которое чем-то напоминало бабочку. Она была так красива, что я ахнула. Ее грива была заплетена в множество кос. Я таких видела только в кино.
— Бабочка у нас Андалузская, испанка. Очень послушная. — Он подвел ее ко мне и она тут же стала нюхать меня, тереться, приятно обдавая своим дыханием. Я улыбнулась, обхватывая ее за шею. Никогда не могла подумать, что от лошади может приятно так пахнуть сеном. — Я сейчас запрягу их и поедем.
— Ничего, что я в джинсах и кроссовках?
Мы поехали по тропинке в лес, который был практически позади фермы Ханзи. Мне становилось лучше в его присутствии.
Пряный запах леса наполнял грудь, очищая голову от царившего хаоса. С каждым вздохом мир становился четче, яснее и доступнее. Ощущение раскачки в седле и тепла мощного лошадиного тела опьяняла. Это мог быть один из лучших дней в моей жизни.
— Верховая езда — настоящая панацея в борьбе со стрессом и недомоганием. Есть даже такая терапия — иппотерапия. — бархатный голос моего спутника, двигающегося рядом со мной более уверенно в седле, успокаивал как мелодия доброй песни. — Я стараюсь каждый день прогуливаться по лесу в седле с Орешком. Хотел как-то и сына усадить, но они с Орешком не ладят, Бабочка его боится, а Летуна у меня тогда еще не было. Я и купил то его для Луки. Интересно, что из этого выйдет.
— Лука часто к Вам заезжает?
— Нет. — Ханзи усмехнулся. — Я и не требую. Не стоит одному взрослому мужчине обивать пороги другого.
— Он звонил Вам вчера? — я была уверена, что он скажет правду. Власть Дьявола не распространялась и на его отца, он был вне его правил, сам по себе.
— Да, он попросил встретить тебя и присмотреть за тобой.
— Со мной он не разговаривает. Не хочет.
— Заговорит, никуда не денется.
Такая обыденная фраза из его уст, простая, как истина. Может он не знает своего сына и на что он способен? Представляет его все таким же трудным подростком, просто мальчиком с непростым характером. Я была бы не удивлена, если бы Ханзи не знал, что его сына боится пол страны и у него своя армия.
— Лука с лет десяти был невыносим ребенком. Вроде не балуется, хорошо учится, а трудно с ним. Не понимаешь, что у него на уме. Ходит, молчит, говорит, что все хорошо. А потом меня вызывают в школу, что он проломил партой голову трем парням. Теперь у них сотрясение, и ему повезло, что он слишком маленький и его не могут посадить. И что его исключают, нужно искать новую школу. Ему сильно доставалось из-за меня. Это сейчас в нашей стране принимают кого угодно, а тогда он был человеком второго сорта, цыганенком, которого бросила мать.
— Он никогда не рассказывает об этом, просто говорит, что с детства у него были только Алан и Майлз.
— Майлз, это сейчас он Майлз, а я его помню еще Мишкой Трофимовым, сыном алкашей, которые хотели его обменять на бутылку водки. А Алан, тогда еще удивлялся, как так может парнишку тянуть к медицине. Из него бы мог получиться светила науки, но он… — голос Ханзи прервался, он насторожился, вслушиваясь в звуки леса. Я последовала его примеру, пытаясь различить, что он услышал в стрекоте насекомых и колыхании листвы.
Еле уловимый писк, похожий на мышиный, шел откуда из кустов. Ханзи притормозил и помог остановиться мне. После чего спешился и помог мне, поддерживая за талию, пока я неуклюже пыталась выбраться из стремени.
Он отправился к исходившему звуку у кустов бузины и присел что-то с интересом рассматривая. Подойдя ближе я тоже отчетливо услышала скулеж, но пока так и не увидела его источник.
— А ну иди сюда. — Ханзи протянул руку и вытащил маленький серо-черный комочек, шерсть которого была местами окрашена в красные капельки. Это был раненый волчонок, еще совсем маленький. Его морда была покарябана ветками, образуя глубокие царапины от глаза до носа.
— Как у Луки. — невольно прошептала я, вспоминая его ранение. Это был как знак, я протянула руку и погладила густую шерстку. — Мы же не оставим его здесь?
Майлз.
— Майлз, я уже в аэропорту, буду через три часа. Пусть врач остановит кровотечение и докладывает мне о его состоянии каждые пятнадцать минут.
— Хорошо, на связи.
Я был весь в крови, она была даже на моем лице. Луку изрешетили, нашинковали безжалостно металлом, большинство ранений было не значительным, но была задета плечевая артерия. Кровь била фонтаном, забирая силу у моего друга. Местный врач не мог справиться с таким ранением, он умел только ампутировать и зашивать, поэтому Алан сидел уже в самолете.
— У него большая кровопотеря, нужно переливание… Какая у него группа крови?
— У нас одна группа, делайте переливание. — Закатывая рубашку, сел рядом. — И быстрее блядь! Что Вы как сонная муха? Если с ним что-нибудь случится, убью нахер.
Сириец вскочил и забегал, переживая уже за свою шкуру.
Только успей, Ал, только успей.
Тело постепенно начинало неметь от переливания. Мысли и движения стали непроизвольно затормаживаться. Кровь по трубочке постепенно бежала из моей вены к Луке, даря ему минуты жизни. Это уже был третий подход для восполнения кровопотери. Ал уже приземлился и должен быть где-то рядом.
Мы были как в мясной лавке, вокруг все было в крови, как и мы сами. Даже на потолке были красные капли. Картина не для слабонервных людей. Меня такие вещи не пугали уже давно, меня то и смерть больше не пугала.
Я с трудом мог поднять глаза на друга влетевшего молча в палату, он находу переодевался в стерильную одежду. Он ничего не говорил, слушая доклад сирийца о состоянии Луки. Его движения были быстрыми и четко налаженными, он не собирался терять ни минуты.
— Отсоединяйте Майлза, ищите первую положительную. Ну как Вы тут без меня? — вопрос был риторический. Алан осматривал ранения, быстро, не упуская ничего пристальным взглядом, чтобы проверить услышанное. Увидев его ранение в плечо он недовольно сузил глаза, это не обещало ничего хорошего.
— Как он?
— Слишком слаб… — Алан выпрямился. — Если бы у Вас была не одна группа крови — он бы умер уже.
Я откинулся на стуле, хотелось до дрожжи в коленках курить. Но пока не сейчас. Слишком рано.
У меня никогда не было домашних животных. Сначала у мамы была аллергия, потом Кира была просто против. Она вообще никогда не поддерживала мои решения и желания. Не хотела ничего, что могло бы доставить мне радость. И теперь прижимая маленький комочек, который спал у меня на коленках, испытывала детскую радость. Даже не задумывалась, что это волчонок.
Я дала ему имя. Вульф. Банально, но ему так подходило.
Ханзи обработал его царапины и наложил заживляющую мазь. Его мать или признаков обитания других волков мы не нашли, поэтому решили забрать его, один он такой маленький не выживет, умрет от голода.
