Завтра меня ждёт первое слушание. Суд. Допрос свидетелей, где будет Каролина.
И я рад, что она пришла сюда. Не из-за того, что её слова могут повлиять на всё, а просто хотел видеть. Взглянуть в голубые, чистые глаза. Увидеть вздёрнутый маленький носик. Пухлые, натуральные, в отличие от других моделей, губы. Изящную и маленькую фигурку. Тонкую талию, изящные изгибы.
Даже сейчас, с синяками под глазами и опухшим от слёз лицом выглядит красивой. Она плакала?.. Почему? Так напугалась мёртвого тела?
Испугалась…
Так и хочется подойти и обнять её.
Что и делаю. Встаю с жёсткого стула, направляясь к ней. Благо меня не заковали в наручники, как самого настоящего преступника.
Тяну к ней ладони, чтобы обнять. Успокоить. Объясниться.
Но она делает шаг назад. Отстраняется. Боится, как самого дикого огня.
Она не доверяет мне. От этого в груди что-то покрывается тонким слоем льда.
Верит, что это я убил Коршунова?
Нет. Я этого не делал.
— Лина, ты боишься меня?
Вопрос вылетает неосознанно. Сжимаю кулаки. Да, она боялась меня и до этого, но я не причинял ей боли. Только давил. Морально, иногда руками. А потом делал приятное.
Но сейчас ситуация полностью изменилась.
После того, как она нашла меня в том кабинете с телом Андрея на полу.
Тогда она отшатнулась, сделала шаг назад и убежала. Женя закрыла кабинет с той стороны и заперла меня до приезда полиции. А те приехали очень быстро, что очень странно.
И тогда всё, что я почувствовал, глядя в отдаляющуюся спину — Левицкая явно накрутит себя.
Что и сделала.
Потому что сейчас пятится назад.
Руки сами падают плетьми вдоль тела.
— Меня вызвали в суд. И прежде, чем сказать, что ничего не видела, и тебя посадят за решётку, хочу услышать всё происходящее от тебя.
Странная. Обычно люди выпаливают сгоряча, а здесь… Меня радует, что она поступает обдуманно.
— А поверишь ли ты мне? — произношу, зная, что проценты малы.
Она поджимает губы и обхватывает себя руками. Сейчас на ней нет платья, которые она так любит. Только чёрные джинсы и лёгкая блузка, закрывающая её идеальную фигуру от глаз.
Правильное решение.
Меньше будут пялиться, пока я сижу за решеткой, а мои адвокаты пытаются вытащить меня отсюда.
— Всё зависит от того, что ты скажешь.
Ухмыляюсь и забавляюсь одновременно. Снова.
И всё-таки странная. Боится меня, но в то же время пытается показать себя. Противостоять.
— Присядешь? — одной рукой обхватываю спинку стула и отодвигаю его в сторону. А она стоит, как в землю вкопанная.
Боится сделать шаг вперёд.
Смотрю вниз и усмехаюсь. Да-а, вот она случайность — теперь Кара страшится меня ещё больше.
Делаю шаг назад, к окну с решётками. Облокачиваюсь на подоконник и наблюдаю, как мотылёк садится на стул, ставя на колени сумку.
И я, чтобы не оттягивать, начинаю:
— Андрей зашёл в кабинет, когда я рылся у него в столе. Я нашёл те фото, что искал. И именно с ними застал меня Коршунов. Пошёл на меня, а потом, когда обходил стол, упал. Ударился шеей об край. Та сломалась. И всё. Он упал. Я даже не дотронулся до него, не проверил пульса. На нём нет моих отпечатков пальцев, но версию в случайность отвергают. Потому что Женя в три голоса орёт, что я убил её мужа.
Лина слушает меня внимательно, сжимает тонкими пальцами ремешок сумки. А потом поднимает на меня свой взгляд, полный надежды.
И я понимаю одно, только взглянув в её чистые, невинные озерца — все эти дни она пыталась оправдать меня. И хоть она этого не говорит словами, глаза никогда не лгут.
— Что это были за фотографии?
Правильный, хоть и не совсем тот вопрос, которого я ожидаю.
— Твои, Лина, — говорю честно. Хватит лжи. — И твоих родителей.
Вижу в её глазах недоумение.
— Какие фотографии, о чём ты? — её плечи мигом расправляются. Она даже хочет встать. Желает уйти? Не дам.
— Я знаю, что ты танцевала в клубе не по своей воле. И я скажу сразу — со стороны твоих эгоистичных родителей это было мерзким поступком. Так использовать свою дочь, лишь бы прикрыть свои странные наклонности и фетиши.
— Прекрати, — прорезается её звонкий голос через пелену спокойствия. — Я сама пошла на это, и это тебя никак не касается!
Она резко встаёт с места и идёт на выход. Но останавливаю её другими словами:
— Тебя засняли в «Сфере». Как ты выходила из кабинки полуголая, со слезами на глазах. Тебе ведь было противно, так? Но ты танцевала. Лишь бы родителей не спалить. Понимала, что если узнают о них, твоей репутации конец. Годы голодовок, спорта, полетят к чертям.
Прозвучало слишком жёстко и грубо. Не вижу смысла преподносить эту информацию мягко.
Хочу спросить, кто тот шантажист, но понимаю, что сейчас не время. Будь он передо мной, я бы ударил его по лицу. Десять раз. Лопатой.
Но нет, молчу. Потому что Каролине пока хватит.
Её плечи подрагивают, а ладони сжимаются в кулаки.
Резко оборачивается ко мне лицом и смотрит заплаканными глазами.
Хочу её обнять. Вот прямо раздирает всё, чтобы этого не сделать.
Вытерпеть эти слёзы, прижать к себе.
Я — не романтик, вот вообще. Но только при этой девчонке меня всего выворачивает наизнанку.
— Откуда ты узнал про фотографии?
И снова дрожащий голос делает это. Режет по обнажённой душе.
— Твой отец рассказал.
— Зачем?
— Я увидел тебя год назад в клубе. Запала ты мне, — её тело. Только оно. — Решил найти — нашёл. Пошёл сразу к твоему отцу, потому что слышал, что скоро ты выходишь замуж. Сказал: хочу твою дочь. И он отдал. Взамен на то, что я выкуплю у него компанию. Ту самую, разрушенную, валяющуюся на дне. А потом сказал, что вместе с тобой идёт проблемка. В общем, твой папаша, зная, что ты мне нужна, решил спихнуть вашу общую нелепость на меня. А избавиться от неё было в моих интересах. Чтобы не запятнать твою репутацию. Потом же я узнал, что у Андрея есть и твои одиночные фото.
– Год назад? — недоумённо шепчет, бегая взглядом по комнате. — И почему ты не сказал раньше? И начал наше знакомство, как полный мудак?!
Не отрицаю — мудак. Привык действовать по-своему. Легче взять силой, чем переубеждать. Да и играть куда веселей.
— Разве тебя сейчас волнует это?
Она снова не отвечает.
— И что стало с теми фотографиями?
