— Борьба старого, умирающего быта с новым, нарождающимся бытом, — задумчиво промолвил Девандейл.
— Да, борьба старого с новым! — продолжал опытный охотник, вспоминая целый ряд аналогичных историй из жизни краснокожих. — Вот, возьмем хотя бы этот вопрос: невыразимую грязь в индейских вигвамах! Знаете ли вы, что и эта грязь объявлена священной? Представьте, да! У краснокожих фанатиков выработалась особая теория: кто боится грязи, тот изнежен. Кто изнежен — тот не воин. Кто не воин — тот не индеец, а отщепенец, предатель, изменник, грешник! А результаты каковы?
Среди индейцев трудно найти человека, который не страдал бы какой-нибудь кожной болезнью. Простая чесотка — это еще совсем невинное дело, пустяки!
А есть и похуже: целые поселения сплошь заражены прилипчивой экземой. Другие поселки держат в своей среде прокаженных как равноправных членов, постоянно соприкасаясь с ними.
И мрут индейцы, как мухи осенью!
Да, на нашей американской расе лежит большой грех: мы приложили руку к истреблению краснокожих!.. Но что это значит в сравнении с болезнями, истребляющими индейцев по их собственной вине?! В сороковых годах между краснокожими свирепствовала натуральная оспа. Кто-то пустил легенду, что оспа нарочно, дескать, привита индейцам белыми в целях их скорейшего истребления, чтобы белые могли завладеть землями индейцев.
Один богатый и многолюдный индейский род, соприкасавшийся с белыми, обратился к их помощи, и военный врач Макферсон в 1842 году сделал прививки от оспы полутора сотням человек.
Знаете, что из этого вышло? Следующей весной все эти люди были без жалости, без пощады истреблены своими сородичами, объявившими их нечистыми. И опять-таки, сделано было это зверство во исполнение повеления самого Маниту, Великого Духа, которому будто бы привитием оспы индейцами нанесено жесточайшее оскорбление.
Нет, джентльмены, что ни говорите, а краснокожие сами сильно повинны в том, что им придется исчезнуть с лица земли. На них лежит как будто печать проклятия.
— Так-то так, — задумчиво вымолвил Девандейл. — Но и мы, янки, обращались с индейцами далеко не так, как бы следовало.
— Об этом что и говорить! — отозвался Джон. — Греха на душу приняли не мало. Но это судьба!
Глава VI. Два скальпа
Первые часы пребывания злополучных охотников в плену прошли спокойно: за палаткой слышались голоса перекликавшихся индейцев, лай собак, визг ссорившихся старых скво, ржание лошадей, шаги, но в палатку, в которой лежали пленные, никто не входил. Казалось, краснокожие совсем позабыли о присутствии в их лагере четырех бледнолицых, своих смертельных врагов. Однако часов около двух пополудни спокойствие было нарушено появлением двух индейцев, притащивших в палатку котелок с каким-то индейским варевом.
— Бледнолицые! — в торжественном тоне обратился к пленникам один из импровизированных «слуг». — Наш сахем, великая охотница за скальпами, непобедимая Миннеага, посылает вам эти яства в подарок! Насыщайтесь!
И он величественным жестом показал на поставленный на землю у ног пленников котел, из которого поднимались целые облака теплого пара: в котле была сваренная по-индейски рисовая каша с кусочками вяленого бизоньего мяса, без милосердия сдобренная неимоверным количеством перца.
— Краснокожие хотят нашего унижения, — прошептал лежавшим молча на земле спутникам агент Джон Максим. — Они не развязывают нам рук и думают заставить нас есть, как едят собаки, чтобы потом бросить нам в лицо насмешку. Но, друзья, с вашего позволения, этого не будет! Предоставьте действовать мне!
Разумеется, все кивнули в знак согласия.
Тогда Джон, ползком придвигаясь к котлу, извиваясь, как гусеница, что вызывало злорадные усмешки индейцев, задал вопрос:
— А нашим краснокожим братьям очень нравится эта поганая собачья похлебка?
— Она приготовлена именно для вас! Ешьте! — отозвался старший из воинов.
— Но мне ужасно хочется накормить вас! — продолжал Джон.
— Мы сыты!
— Ничего, скушайте кусочек!
С этими словами Джон Максим с невероятной силой двинул стоявший на земле котел обеими ногами, подхватив его словно ухватом, и в мгновение ока подбросил вверх, в то же время перевернув его.
Горячая каша вывалилась прямо на головы и плечи ошеломленных индейцев, залепила их сложные прически, залила орлиные перья над их головами, полилась по бронзовым лицам, ослепляя краснокожих и портя их одеяния.
Индейцы пострадали достаточно серьезно, получив столь неожиданный горячий душ. Но достоинство воина не позволяло им поддаться слабости. Только односложное восклицание «ух» вырвалось из их уст, выражая испуг, и чувство страдания, и гнев.
— Пойдите, покажитесь вашему сахему в юбке! — сказал, презрительно отворачиваясь к стене, Джон Максим. — Может быть, увидев, как вы облеплены кашей, она вспомнит приличия, запрещающие издеваться над воинами, как над беглыми невольниками!
— Хух! — вымолвил старший из индейцев, и оба они покинули палатку.
— Недурно для начала! — злорадно засмеялся один из трапперов. — Если бы нам удалось проделать еще парочку таких же трюков, — я думаю, нам не пришлось бы испытывать мучений у столба пыток.
— Ну, на это не надейся! — отозвался Джон. — Такими пустяками нельзя раздразнить индейцев и заставить их потерять голову. Надо будет применить более серьезные меры. Ну да ладно, посмотрим! А покуда, я убежден, данный мной урок несколько подействует, и с нами будут обращаться с большим почтением.
Опыт не обманул агента, всю жизнь прожившего в тесном соприкосновении с краснокожими: через четверть часа в палатку принесли новую порцию пищи, но предоставили пленным справляться с ней по-человечески, развязав руки и дав каждому по деревянной ложке.
Разумеется, покуда пленники насыщались, за каждым их движением следил добрый десяток враждебных и настороженных глаз, а как только котел опустел, руки пленников были снова связаны.
Индейцы собирались удалиться, когда Джон Максим остановил их словами:
— Правда ли, что сегодня в каждой типи моих краснокожих братьев разведен костер, согревающий иззябшие тела людей?
— Да. Сегодня холодно! — кратко отозвался старший из индейцев, — А что? Не желает ли и мой бледнолицый брат попросить нас, чтобы мы развели костер здесь?
— Попросить вас? — презрительно ответил агент. — Где это слыхано, чтобы пленный воин унижался до просьбы к врагу, который к тому же потерял всякие права на уважение, позабыв обязательные для настоящих воинов правила обращения с пленными?!
Удар был меткий и попал, как говорится, не в бровь, а в глаз. Покраснев, старый воин распорядился, чтобы в типи пленников немедленно принесли дров и развели огонь.
— Доволен ли теперь индейский агент? — осведомился краснокожий.
