Агронски: Кто-то идет.
(Шаги.)
Агронски: Смотри, Майк, это святой отец – вон, видишь? Вроде бы с ним все нормально. Выглядит, правда, усталым; оно и неудивительно, всю ночь шлялся черт-те где.
Микелис: Встреть-ка лучше его в дверях. Нехорошо как-то будет: он входит, а тут мы как снег на голову. Он-то нас никак не ждал. А я пойду, распакую гамаки.
Агронски: Конечно, Майк, конечно.
(Шаги удаляются. Скрип камня по камню; отпирается дверь.)
Агронски: Добро пожаловать домой, святой отец. Мы прилетели только что и… Господи, в чем дело? Или ты тоже заболел? Можем мы как-то… Майк! Майк!
(Звук бегущих шагов. Кливер дал мускулам шеи команду поднять голову, но те отказались повиноваться. Наоборот, затылок только еще глубже впечатался в жесткую гамачную подушку. После непродолжительной бесконечной муки Кливер вскричал: «Майк!»)
Агронски: Майк!
(С шумом выдохнув, Кливер перестает сопротивляться. И засыпает.)
IV
Дверь дома Штексы затворилась за священником, и тот с замиранием сердца – хотя сам вряд ли сумел бы сказать, чего такого особенного ожидает, – оглядел прихожую, залитую мягким светом. На деле же представившееся его взгляду почти не отличалось от интерьера жилища, отведенного им с Кливером; собственно, ничего иного ожидать и не приходилось, вся утварь «дома» у них была литианской – за исключением разве что лабораторного оборудования и еще кое-каких характерных приспособ, без которых землянину жизнь не в радость.
– Позаимствовали из музеев несколько железных метеоритов мы, распилили и ковкой обработали, как великодушно присоветовали вы, – говорил Штекса, пока Руис-Санчес боролся с застежками плаща и стягивал сапоги. – Как и предсказывали вы, проявляют сильные магнитные свойства они. Разослан призыв всепланетный пересылать в лабораторию электрическую нашу метеориты все железо-никелевые, где бы найдены ни были. Предсказать пытаются в обсерватории, где и когда в ближайшее время произойти падение может. К сожалению, бедна метеоритами система наша. Метеорных «ливней», о которых рассказывали вы, что часто случаются они у вас, не бывает здесь, говорят астрономы наши.
– Действительно, наверно, не бывает; я мог бы и сам догадаться, – произнес Руис-Санчес, переходя из прихожей в гостиную. Комната по литианским меркам была совершенно обычной – и абсолютно пустой.
– Догадаться? Почему?
– Потому что в нашей системе крутится своего рода гигантская мельница – кольцо из тысяч, да нет, наверно, десятков, если не сотен тысяч маленьких планеток там, где должна была быть одна большая.
– Должна? По правилу гармоническому? – спросил Штекса, усаживаясь и кивая гостю на второй такой же набитый травой пуф. – Давно интересовало нас, в самом ли деле выполняется оно.
– Нас тоже. В данном случае оно дало сбой. Все эти крошечные небесные тела постоянно сталкиваются – оттого и метеорные ливни.
– Как образоваться могла структура неустойчивая столь, не понимаю я, – проговорил Штекса. – Объяснение тому есть какое-нибудь у вас?
– Есть, но довольно посредственное, – ответил Руис-Санчес. – Некоторые считают, что много веков назад на той орбите была нормальная добропорядочная планета, которая почему-то вдруг взяла и взорвалась. Что-то похожее у нас в системе действительно случилось когда-то – со спутником одной из планет; причем из обломков вышло огромное плоское кольцо. Другие полагают, что, когда наша система формировалась, на той орбите протопланетное вещество так и не сложилось в планету. У обеих гипотез масса недостатков, но друг друга они прекрасно взаимодополняют – каждая как орешки щелкает как раз те проблемы, которые другой не по зубам; так что, наверно, и в той, и в другой есть своя доля истины.
На глазах у Штексы дрогнули мигательные перепонки; от такого «внутреннего моргания», означавшего у литиан наивысшую степень сосредоточения, Руис-Санчесу каждый раз делалось слегка не по себе.
– Похоже, что ни одной из гипотез правоту доказать невозможно однозначно, – наконец высказался тот. – В рамках логики нашей, если доказательства не существует такого, бессмысленна постановка проблемы сама.
– У этого правила нашлось бы немало сторонников и среди землян. Мой коллега доктор Кливер, например.
Неожиданно Руис-Санчес улыбнулся. Дабы одолеть литианский, пришлось изрядно покорпеть; и то, что он сумел понять столь абстрактное высказывание, – победа куда более убедительная, чем любое пополнение словарного запаса.
– Мне кажется, сбор метеоритов будет не таким уж простым делом, – проговорил он. – Вы не думали… как-то его стимулировать?
– Думали, разумеется. Понимают все, насколько важна программа эта. И стараться помочь по мере сил будут.
Священник имел в виду немного не то. Он порылся в памяти, подыскивая какой-нибудь литианский эквивалент «вознаграждению», но ничего не нашел, кроме того слова, что уже использовал – «стимул». Он вдруг понял, что не знает, как по-литиански будет «алчность». Очевидно, что, если предложить литианам за каждый найденный метеорит по сто долларов, это их несколько озадачит. Нет, надо бы как-нибудь иначе разговор повернуть.
– Раз метеоритов падает очень мало, вряд ли вам удастся таким образом добыть достаточно железа для полномасштабных исследований – как вы там ни объединяй усилия. К тому же найденные метеориты в большинстве своем окажутся каменными. Вам нужна другая, дополнительная программа поисков железа.
– Думали уже об этом мы, – печально проговорил Штекса. – Но не приходило ничего в голову нам.
– Если бы как-нибудь выделять железо, которое у вас на планете и без того есть… Наши-то методы добычи вам не годятся, на Литии ведь нет рудных пластов. Хм-м… Штекса, как насчет бактерий – концентраторов железа?
– Бывают такие? – спросил Штекса, недоверчиво склонив голову набок.
– Не знаю. Спросите ваших бактериологов. Если есть на Литии бактерии, принадлежащие, по земной классификации, к роду Leptothrix, какая-то их разновидность должна концентрировать железо. За миллионы лет здешней эволюции такая мутация должна была произойти, и давно.
– Но почему с мутацией такой раньше не сталкивались мы? Притом что исследованиями бактериологическими занимались больше мы, чем любыми другими.
– Потому что не знали, что именно искать; эти бактерии должны быть здесь такими же редкими, как само железо. На Земле, где железа предостаточно, Leptothrix Ochracea встречаются на каждом шагу – в рудных пластах тьма-тьмущая их ископаемых оболочек. Какое-то время, кстати, считалось, что именно эти бактерии и отвечают за образование рудных пластов – в чем я лично сильно сомневался. Они получают энергию окислением железа-два до железа-три, что может происходить и спонтанно – если в растворе подходящие значения «пэ-аш» и окислительно-восстановительного потенциала; а на эти величины могут влиять и обычные бактерии разложения. На нашей планете Leptothrix встречаются в рудных пластах, потому что там много железа, а не наоборот; вам же придется раскручивать всю цепочку в обратном направлении.
