— Я скажу. Только вы вначале пообещайте, что будете держать себя в руках?
Дёрнулся встать, схватился за край стола, а Карам бросился к нему.
— Говори, где Настя? Она жива? — впился пальцами в столешницу так, что та затрещала. Карам остановился в полуметре, судорожно вздохнул. Да что за вести там такие? — Говори!
— Она жива, Самир Камалович. Только…
— Карам, если ты продолжишь блеять, я снесу тебе голову, — прошипел, отталкивая проклятую коляску, и, оперевшись о стол, таки встал на ноги. Чувствительность в лодыжках переросла в боль, он стиснул челюсти. По виску потекла капля пота, а под рёбрами нещадно заныло, будто снова открылась рана.
— Анастасию нашли. Вернее, она сама объявилась. По всем каналам эта новость гремит. Самир Камалович, она замуж вышла. За Лазарева.
Сабур застыл, уставился в одну точку. Прямо в лоб помощнику, на что тот попятился. Даже такой искалеченный, Самир наводил на окружающих ужас. Наверное, что-то было в его глазах. Что-то, что заставляло бояться.
— Ты пошутил сейчас так неудачно? — прохрипел, делая первый шаг, продолжая держаться за стол. — Или ошибся? Ты скажи мне, Карам, я пойму, — предупреждающе, зло. Отпустил стол и шагнул уже без страховки.
— Нет, шеф. Не шучу. И не ошибся. Сегодня состоялась свадьба. Они… Празднуют сейчас в вашем ресторане. В «Фениксе». Банкет большой.
По мере того, как Карам говорил, внутри у Самира что-то выгорало. Тлело как уголь и чернело, превращаясь в пепел. Повернулся к столу, схватил пульт от телевизора и упал на стул, придвинутый помощником.
— Посмотрите, как счастлива невеста! Надо же! Кто бы мог подумать, что горе несчастной вдовы не продлится долго… — диктор говорил что-то ещё, но Сабур уже не слышал из-за звона в ушах. Он увидел её. Крупным планом. Счастливую невесту…
Она улыбалась и светилась. Длинные волнистые локоны сплетены в замысловатую причёску, белое платье… Настя позировала на камеры в обнимку с Захаром, а Самир схватился за стол, подался вперёд, всматриваясь в экран.
Он не верил своим глазам. Не хотел. Но её улыбка… Эта проклятая улыбка, которую он видел когда-то вблизи. Которую целовал и трогал пальцами. И взревел, швыряя в экран пульт. Стекло пошло мелкой сеткой, и изображение исчезло.
— Сукаааа! Сукаааа! — отшвыривая от себя бумаги, её снимки, которые распечатали для ищеек. Они разлетелись по паркету, превращаясь в разноцветный ковёр. И улыбка снова эта. Смотрит на него и улыбается… — Сукаааа…
— Самир Камалович, я принёс нехорошее известие, простите. Но вы должны знать ещё кое-что…
Нет, он не хотел больше ничего знать. Не сейчас, когда его от приступа отделяет несколько слов и ангельская улыбка на премилом лице красавицы.
— Не говори. Я не хочу этого слышать, — задыхаясь, хватая со стола стакан с выпивкой и осушая его одним глотком. — Уходи, Карам. Оставь меня.
— Я должен сказать, Самир Камалович.
Вздохнул, закинув руки за голову и закрыв глаза.
— Что ещё?
— Ваш ребёнок… Сын. Он…
Самир шумно вдохнул, задержал воздух в лёгких. Потому что уже знал, скоро дышать не сможет.
— Что с ним?
— Мы нашли и его. Вернее, больницу, где он родился. Он… Его нет, шеф. Родился… неживым.
Болезненный стон сорвался с губ, будто его под дых ударили. Будто в рану воткнули ржавый гвоздь и провернули несколько раз. Вцепившись в волосы, застыл. Хватая ртом воздух, захрипел от удушья, оттолкнул приблизившегося помощника.
— Что делать, Самир Камалович? Убить их?
ГЛАВА 6
От бесконечных улыбок у меня болят щёки, и сводит скулы. А ещё ужасно хочется сбежать. Сорвать с себя это проклятое платье и вышвырнуть его в урну. Всё мне казалось искусственным и мерзким. Моя причёска, макияж, одежда. И даже украшения из драгоценных камней. Я словно ощущала на себе презрительный взгляд Самира и чувствовала, как сильно он во мне разочарован. Он бы не простил предательства. Ни за что.
А ещё мне казалось кощунством это веселье. Совсем недавно я горевала, а теперь стою с бокалом шампанского и со счастливым выражением лица слушаю какого-то мужчину, что желает нам с Захаром любви и деточек побольше. Последнее — как удар под дых. Болезненный и ранящий. Я начинаю задыхаться, хватаюсь за руку Лазарева и впиваюсь в его ладонь ногтями. Душевная боль несравнима с физической, она настигает неожиданно и накрывает меня так резко, что кружится голова.
— Мне… Мне нужно выйти, Захар. Нехорошо.
Он понимает меня с полуслова. Поспешно прощается с нашим будущим партнёром по бизнесу и уводит на просторный балкон, где я, наконец, глубоко вдыхаю. Берёт меня за предплечья, заглядывает в глаза.
— Ты опять задумалась. Опять начала вспоминать.
— Да, — еле ворочаю языком от внезапно накативших равнодушия и слабости. Так было в первые дни после родов. Я чувствовала себя овощем. Никак вообще. Словно моё тело из ваты. Даже в голове вместо мыслей пустота. Такая звенящая, ужасная в своей тишине.
Не стоило мешать седативные с алкоголем.
— Так, давай, успокойся. Дыши. Давай, — подталкивает меня к перилам и забирает пустой бокал. — Тебе хватит на сегодня. Больше не пей. Ты ещё не оклималась, а лучший способ затриггерить — напиться.
Триггер — вот как называется моё состояние.
Триггер — всё, что осталось мне от моей прежней жизни.
— Давай уедем. Не могу больше. Чувствую себя паршиво.
Захар накидывает мне на плечи свой пиджак, приобнимает.
— Да, пожалуй, хватит. Сейчас поедем. Ты только убери эту мученическую мину, ладно? Все эти люди должны видеть твою силу и решимость, а не слёзы. Помнишь, что я говорил?
— В этом мире выживает сильнейший, — киваю.
— Умница.
Мы едем к Лазареву. Теперь я, как его законная жена, должна жить здесь, однако, как только переступаем порог, мне становится не по себе.
— Моё пребывание здесь точно не доставит тебе неудобств? Твоя девушка, надеюсь, понимает, что это — всего лишь…
— Успокойся, Насть, — он ободряюще улыбается и за руку заводит меня в гостиную, где накрыт ужин при свечах. Романтика, видать. Я сразу это замечаю, и становится вдвойне паршиво. — Твоё проживание в этом доме навредит нашим с ней отношениям не больше, чем свадьба.
— То есть, всё-таки навредит? — снимаю его пиджак, отдаю подбежавшей к нам домработнице. — Добрый вечер, Виталина, — улыбаюсь женщине, а она коротко поздравляет нас и удаляется.
— Нет, не навредит. Это работа. Всё нормально, Настя. Ты не должна об этом думать. Это не твоя проблема.
Значит, проблема. Что ж, Захар прав. Не моё дело. Раз он на это решился сам, то и с девушкой своей тоже пусть сам разбирается.
