— Настя…
— Пойдём в офис. Я больше не хочу этих разговоров. Извини.
Позорно сбегаю. Потому что не хочу смотреть на него. Мне кажется, что каждый мой взгляд, брошенный на него, — предательство Самира и его памяти. Не могу. Не могу представить себя с кем-то другим. Мне от этого воздуха не хватает. Я задыхаюсь.
Евгений Павлович ещё полчаса пытается отговорить меня, но я молча подписываю необходимые бумаги и ухожу, захлопнув за собой дверь уже не моего кабинета.
— На свободу, Настя. На свободу.
Однако я сильно ошиблась… Мой ад только начался.
ГЛАВА 10
— Доброе утро, Николай, — здороваюсь с охранником, тот кивает мне в ответ. — Я звонила Захару, но он недоступен, не знаешь, где он?
Мужчина пожимает плечами и открывает передо мной дверь автомобиля. Какой-то он сегодня молчаливый.
— Странно, — сажусь в машину и снова набираю номер Лазарева. За всё время, что я его знаю, телефон Захара всегда был доступен, как и сам Захар. В любое время дня и ночи.
В душу закрадывается тревога. Это же не связано с тем, что я подписала доверенность на его имя? Но тут же отметаю все сомнения. Захар не такой. Он добрый, хороший человек. Сколько раз он поддерживал меня и утирал слёзы. Сколько раз держал мою руку в своей, когда я падала в пропасть. А ведь за это ему никто не платил. А что, если с ним что-то случилось? Такое ведь возможно. Елисеев всё ещё не найден.
— Ладно. Может, просто занят. Поехали в салон красоты.
Охранник кивает, заводит мотор и плавно трогается с места. Откидываюсь на подголовник и закрываю глаза. Мне хочется плакать. Выть хочется. Всё время. Каждый день, час, минуту.
Но я упрямо иду вперёд, продираюсь сквозь истерики маленькой, несчастной Насти, которая бьётся в моём сердце и кричит так громко, что заглушает все остальные мысли. Я пытаюсь выжить, выбраться из этой ямы, но не вижу смысла. Лишь маленькая, совсем крохотная надежда не даёт опустить руки и поплыть по течению. Надежда, что однажды я проснусь, и всё будет, как прежде.
Мы выезжаем на главную дорогу, но я замечаю, что едем не в ту сторону. Вопросительно смотрю на водителя, а тот бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида. На мою реакцию смотрит. То бишь, он не ошибся, не случайно выехал не на ту полосу.
— Николай? В чём дело?
Он не отвечает. Снова возвращает свой взгляд на дорогу и набирает скорость. А я отчётливо понимаю, что сейчас происходит что-то очень плохое.
— Куда мы едем? — спрашиваю бесцветным тоном, прижимаю руку к груди в попытке удержать испуганное сердце. — Слышишь меня? Отвечай же! Куда везёшь?
Истерить и выпрыгивать на ходу из машины не имело смысла, поэтому я вжимаюсь в спинку сидения и молча жду. Удивляюсь, когда подъезжаем к главному входу в офис и оторопело смотрю на Николая.
— Приехали, — объявляет он. — Идите внутрь, Анастасия Ивановна.
Больше ни о чём его не расспрашиваю, выхожу из машины и медленно иду к крыльцу. Здесь явно что-то не так, но что — понять пока не могу. Присматриваюсь к охранникам у входа, и отчего-то накрывает дежавю. Эти люди… Это же охранники Самира! Те, что работали, когда он был жив. Но как они здесь снова оказались? Захар принял обратно?
Они не смотрят на меня. Ни один не поднял головы. Молча пропускают в здание, и я захожу в лифт. На автомате нажимаю кнопку и почему-то сжимаюсь внутренне, когда створки лифта разъезжаются в стороны.
В офисе происходит что-то дико странное. Все на своих местах. Но не те, кого уже я взяла на работу, а те, которые уволились… Те, что работали у Самира. Все до единого. Я помню их лица, помню, как они массово увольнялись. Как Захару удалось их убедить вернуться?
Дверь в мой кабинет приоткрыта, и я медленно шагаю туда. Ведь я точно знаю, что она должна быть заперта. Впрочем, это может быть Лазарев.
Да, скорей всего он. Больше некому.
Прохожу мимо заплаканной секретарши и рядом с ней вижу другую. Ту женщину, что работала у Самира. На столе коробка с вещами. Я останавливаюсь, пару секунд наблюдаю за ними.
— Что здесь происходит?
Обе женщины выравниваются по струнке и опять-таки молчат. Внимание всего офиса обращено на меня, но никто не произносит и слова, а мне всё происходящее начинает казаться каким-то дурацким сном. Сейчас я зайду в кабинет, а там меня ждёт Самир. Ну, точно бред.
Раздражённо выдыхаю и, толкнув дверь, захожу. В кресле кто-то сидит, но пока он спиной ко мне, я не могу разглядеть лица.
— Захар? Что происходит? Как ты вернул всех этих людей? И почему у входа… — окончание фразы глохнет у меня в горле, а язык прилипает к нёбу. Потому что кресло резко поворачивается, и я вижу его… Не Лазарева, нет.
Самира.
— Это сон, — шепчу вмиг пересохшими губами, а голос походит на скрип двери со старыми петлями. — Сон… — остервенело тру глаза, лицо, почти царапаю ногтями, но видение не исчезает. Его образ не испаряется, как обычно бывает в моих снах.
Он смотрит на меня своими светло-карими глазами, и мне становится больно от этого взгляда. Будто всё тело начинает кровоточить.
«Самира Камаловича больше нет!» — звучит в голове мой собственный голос. Звучит противно, визгливо. Тут же в сознание врываются картинки, где Захар меня целует прямо на улице, а затем обнимает. И как сейчас я вижу тёмную машину со слегка приоткрытым окном, а потом она срывается с места и исчезает за поворотом. Следующий кадр — наша с Захаром свадьба. Мне и тогда казалось, что кто-то следит за нами. Я думала, что это муки совести меня путают и истязают. Но нет. Теперь всё, будто в пазл складывается.
Странно… Почему я думаю об этом сейчас? Почему не бегу к Самиру, чтобы потрогать его и убедиться в том, что он нереален. Что это всего лишь очередной сон.
Почему смотрю в его глаза и не могу произнести ни слова? Может, потому что это не сон? Это реальность? Или я сошла с ума и смотрю сейчас в глаза не Самиру, а кому-то другому?
Я оседаю на пол. Опускаюсь на колени, но взгляд от него не отрываю. Цепляюсь за эту галлюцинацию, кладу ладони на пол. Пол холодный… Почему я это всё чувствую? Во сне ведь так не бывает.
Самир поднимается с кресла и, взяв трость, идёт ко мне. Почему трость? Почему он так сильно хромает?
Я разглядываю его в полный рост. Всё такой же высокий, угрожающе большой. Особенно сейчас, когда я перед ним на коленях. На его лице появились мелкие шрамы, и их почти уже не видно. Белый пиджак, чёрные, идеально наглаженные брюки. И огонь в глазах, но не тот, что прежде… Не такой, с каким он смотрел на меня тогда. Сейчас там ненависть полыхает. Я даже вижу на дне его зрачков языки пламени, что пожирают меня.
— Ты… жив? — выдыхаю, царапая ногтями пол и, кажется, один ломаю.
— А ты? Ты жива, Настя? Как тебе жилось без меня? Не скучала?
