Немо открываю рот, сглатываю. Закрываю глаза и мотаю головой.
— Не может быть… Ты не настоящий. Мне просто чудится.
— О нет, Настенька. К твоему огромному сожалению, я очень даже реален, — он стоит надо мной, а я смотрю на его блестящие ботинки.
— Не может быть… Не может. Я же видела, как ты погиб. Я всё видела, — чувствую, как меня раскачивает со стороны в сторону, закрываю глаза. — Я видела…
— И, наверное, очень обрадовалась этому, да? Ещё бы. Свободу получила, бизнес-леди стала. Замуж за того, кого хотела, вышла. Да?
Поднимаю голову вверх, чувствую, как по щекам скатываются слёзы. Не могу произнести его имя. Немо открываю рот и шумно втягиваю в себя воздух. Горло будто стальными щупальцами сжали, а глаза слепнут от влаги. Мотаю головой, с трудом поднимаюсь.
— Я думал, что смогу оттянуть твою казнь. Но сейчас я смотрю в твои глаза, Анастасия, и понимаю, что там нет для меня надежды. Ты предала меня.
— Ты… Ты-ы-ы, — хватаю его за лацканы пиджака, цепляюсь пальцами до боли. — Ты бросил! Бросил! — сипло, задыхаясь. Я трясу его, раздираю его одежду в клочья и хриплю, как раненое животное. — Что ты сделал, Самир?! Что же ты сделал?!
Он с силой отдирает от себя мои руки, толкает к стене и я, ударившись спиной, затихаю. На его лице презрительная гримаса, а рука тянется за спину. Вытаскивает чёрный пистолет, и в то же мгновение звучит оглушающий выстрел. Перед глазами всё меркнет, я заваливаюсь на пол, а последнее, что вижу, — его ботинки с острыми носками…
***
Прошёлся по новому кабинету, огляделся вокруг. Будто чужое всё. Стены, мебель. Всё пустое, без души. Из окна можно увидеть море, но и это не доставляет удовольствия. Он будто до сих пор в коме. И ощущений никаких. Без неё жизнь не имеет вкуса и запаха.
— Вам всё нравится, Самир Камалович? — прозвучал за спиной голос помощника.
— Нравится. Новый дом, новая жизнь. Всё так, как и должно быть. Ну, почти. Какие новости, Карам? Нашли Лазарева?
— Нет, Самир Камалович. Вчера с утра вышел из дома и будто испарился. Такое ощущение, что он знал о слежке. На кольце оторвался от наших ребят и исчез. Мы выяснили, что он сменил машину на заправке. В общем, судя по всему, был готов. В любом случае, из страны уехать не сможет. Найдём. Зато есть новости по Светлане. Наш человек вышел с ней на связь. Оказывается, мать Светланы была права. Елисеев удерживает девушку силой. Скорей всего, ребёнком шантажирует. Нам не удалось увидеть девочку, но Светлана сказала нашему человеку, что это ваша дочь. Она просит о помощи, Самир Камалович.
Устало потёр глаза, выдохнул.
Дочь, значит. У него есть и сын, и дочь. Света, конечно, могла и соврать, чтобы вытащил её из рук Елисеева. А могла и правду сказать. Он теперь уже с трудом различает, где правда, а где ложь. Тогда он успокоил свою совесть липовым тестом ДНК, но теперь всё изменилось. Кардинально.
— Мой сын?
Карам мотнул головой.
— Тут всё намного сложнее, Самир Камалович. Мы пока не смогли найти ни одного следа. Не за что зацепиться. Ни один из медперсонала не смог ничего сказать. Мы допросили всех, просмотрели камеры видеонаблюдения с того дня по нескольку раз, но…
— Меня не волнуют твои отмазки, Карам. Ты найдёшь моего сына. Найдёшь, а то я тебя потеряю. Всё ясно? Насчёт Светланы… Пусть человек всё подготовит и выведет её оттуда вместе с дочкой. Потом возьмёте Елисеева.
Разблокировав мобильный, нажал на красную кнопку. Настя всё ещё спала. Белые локоны разметались по подушке, а ресницы слегка подрагивают. Он так и не смог. Не смог её убить. Вчера он пришёл в офис именно с этой целью. Наказать её. Лишить всего, в том числе и жизни. Но не смог. В последний момент выстрелил мимо. Не хватило духу убить мать своего сына. Пусть эта тварь и предала, и бросила сына. Но отнять её жизнь не вышло. Показалось чем-то кощунственным.
Он купил этот дом для себя. Но понял, что не сможет жить в нём без неё. Не сможет. Всё ещё не угас огонь внутри. И когда он найдёт своего сына, она станет матерью. Даже если не захочет. Даже если будет против. Он заставит её. Или убьёт. Никому другому эта женщина не достанется.
***
Горечь во рту и тяжесть в голове заставили поморщиться. Застонав, открыла глаза, поплывшим взглядом уставилась в потолок. Помещение чужое. Я не бывала здесь раньше.
Повернула голову в сторону и обомлела. Я, и правда, в чужом доме. И как последний рубеж перед сумасшествием — воспоминания с прошедшего утра. Или уже дня? Сколько я здесь? Самир мне не почудился? А тот выстрел? Он ведь направил оружие на меня. Прямо в голову.
Поднялась с третьей попытки и, схватившись за тумбочку, впилась в неё пальцами. На мне светло-синяя пижама и больше ничего. Даже белья под ней нет. А рядом с кроватью тапочки стоят. Точно такие, как были, ещё когда мы с Самиром жили вместе.
Что это за маразм? Что за бред?
Я должна посмотреть, должна убедиться, что мне не привиделось. Я же видела его, слышала его голос. Я чувствовала его запах. Это не могло быть сном. И тот факт, что я сейчас не в больнице, а в чужом доме — ещё одно тому доказательство.
Дверь была не заперта и я, повернув ручку, вышла в коридор. Вокруг пусто, и от моих шагов разносится эхо. Такое ощущение, будто здесь раньше никто не жил. Пахнет древесиной и краской, свежий паркет. Новый дом, значит.
Вдали, где-то под лестницей, слышу чьи-то шаги. И замираю. Я узнаю эту походку из миллиона походок. И хоть к звуку шагов прибавился стук трости, я всё равно знаю, кто идёт.
Закрываю глаза, считаю до десяти и открываю… Самир поднимается по лестнице, и я отчётливо вижу его лицо. Тело начинает дрожать, а стук в висках оглушает настолько, что становится больно ушам.
Это не сон. Он жив. Он здесь. Приближается ко мне и, остановившись в полуметре, холодно усмехается.
— Добрый вечер, Анастасия. Как спалось на новом месте?
— Ты жив, — повторяю приглушённым голосом, и тело будто в ступор впадает. Внутри меня буря и истерика, но внешне я похожу на камень. Даже пальцы немеют.
Не сон. Не галлюцинация. Всё это настоящее, как и мой муж, которого я столько времени считала погибшим, а сейчас он стоит рядом, и я даже ощущаю его запах. Тот самый запах, подделать который невозможно. Можно воссоздать внешность, стиль, походку. Но не запах.
Самир обходит меня дугой, так, словно боится прикоснуться. На его лице нечитаемая маска, но глаза горят тем же огнём, что и чуть ранее. Я понимаю, что происходит. Знаю, о чём он думает. Считает, что я предала его. Я полностью осознаю, как выглядит для него моё замужество и тот факт, что сразу после гибели моей семьи я села в кресло Самира и делала вид, что со мной и моей жизнью всё в порядке. И доказывать сейчас что-либо не имеет смысла. Он не станет слушать. Не поймёт и не поверит. Только я одна знаю, какой огонь сжигает мою душу. Сколько слёз я не пролила, спрятала их в себе, задавила эту боль, чтобы она не выплеснулась и не затопила всё вокруг кипящей лавой.
