Я начинаю бояться. Даже алкоголь и огонь, что сейчас проносится по моим венам, не заглушают чувство самосохранения. Потому что я не видела его раньше таким. Тот Самир, который был моим мужем, никогда не говорил со мной с таким презрением, и не было такой ярости в его взгляде. Даже тогда, когда я стала свидетельницей убийства насильника.
— И что же я сделала? Потеряла по твоей вине ребёнка? Похоронила его из-за того, что ты бросил меня? Скажи, где ты был, Самир? Где? С очередной любовницей? Пока я пыталась выжить в стае голодных шакалов, ты где был?!
Сабуров с рыком врезается кулаком в стену прямо у моей головы, и большая его рука хватает меня за горло.
— Похоронила, значит, — стиснув зубы, отрывает меня от земли, и я хватаюсь за его запястье. — Моего сына ты похоронила? Хорошо, Настя. Хорошо! — выдыхает мне в лицо, резко отпускает, так, что еле удерживаюсь на ногах. — Хорошо, — он уходит так быстро, будто сбегает, а я опускаюсь на пол, обнимаю себя руками.
Он винит меня в смерти сына. Меня! Ту, которая единственная о нём заботилась и ждала своего малыша. Меня, которую убили в минуту его рождения одним страшным, невероятно жестоким словом.
Опускаю ладони на паркет, скольжу по нему ногтями и, кажется, раздираю пальцы в кровь, но боли почему-то не чувствую. Единственное ощущение — желание вот так же разодрать лицо Сабурову. Вонзиться в него и разорвать на куски.
Закрываю глаза, пытаясь прийти в чувство. Я не должна срываться. Не должна показывать ему свои слабые места. Иначе он раз за разом будет по ним бить.
Распахиваю глаза, когда кто-то произносит моё имя и чувствую, как стекленеет взгляд. На экране плазмы крупным планом моя фотография и слова ведущей новостной программы начинают стучать пульсом в висках:
— Трагедия развернулась в одном из офисов в центре столицы. Жена крупного бизнесмена Самира Сабурова, которого несколько месяцев считали погибшим, была убита неизвестным, личность которого пока не установлена. Правоохранительные органы…
С визгом швыряю в экран бутылку с вином, что-то разбивается, дымится, а я снова падаю на колени.
— Будь ты проклят! Слышишь?! Будь проклят! — горло саднит от крика, но я продолжаю вопить, оставляя на полу кровавые разводы. — За моего сына будь проклят! Я уничтожу тебя! Уничтожу каждое воспоминание о тебе! Я вырву тебя из своего сердца и сожгу в памяти даже твоё имя!
Где-то вдалеке хлопает дверь, а через минуту двор освещает свет фар. Мой голос срывается, и спасительная темнота забирает в свои объятия…
ГЛАВА 13
— С документацией всё нормально. Сабуров Самир Камалович официально жив, — нотариус захлопнул папку, подвинул её Самиру, а тот молча кивнул, не глядя закинул её в ящик стола. — Самир Камалович?
— Можешь идти, Евгений Павлович.
— Самир Камалович, вы на меня рассержены? — мужичок поднял на него виноватый взгляд, на что Сабур лишь усмехнулся уголком губ.
— Если бы я рассердился на тебя, сам знаешь, сейчас передо мной не сидел бы.
— Самир Камалович, я действовал исключительно в интересах Анастасии и то, что произошло между ними с Лазаревым позже, случилось уже без моего участия. Я, правда, не знал, что…
— Закрыли тему. Ты можешь идти, — повторил уже с нажимом. — И позови ко мне Карама, он там, за дверью.
Со вчерашнего дня его жрали подозрения и ярость, раздирая пополам. Одна половина хотела поверить её лживым, крокодильим слезам, другая — разодрать предательницу на клочья.
Он сам, своими глазами видел доказательства её предательства. Всё изучил по сотне раз, каждый раз сгорая в адовом пламени.
Но вчера, когда она кричала ему о сыне, а по её щекам текли крупные, злые слёзы, он засомневался. Это сомнение дало такую червоточину, что уже около суток не мог думать ни о чём другом.
Настя, конечно, могла соврать, чтобы надавить на жалость или воззвать к его совести. Показать, что она действительно считает сына погибшим — единственный здравый выход из ситуации. Но что, если всё не так? Что, если он что-то упустил?
— Звали, шеф? — Карам прикрыл за собой дверь, вытянул руки по швам.
— Звал. Нужно ещё раз перепроверить всё, что касается Насти и моего сына. Я должен знать всё: что происходило до родов, во время родов и после. Каждую минуту. Что-то здесь не то. Я нутром чую подвох.
Помощник молча кивнул, ему не привыкать выполнять самые ненормальные поручения Сабура. И хоть со стороны это выглядит, как попытка оправдать неверную женщину, Самир не мог упустить такой шанс. Можно до бесконечности наказывать и её, и себя. Но от этого его дети не станут счастливее.
— Собери всю информацию для меня заново. Нужно найти своего человека в банке-посреднике, через который прошли все платежи по больнице. Собери мне весь персонал, который работал в тот день. Я хочу видеть и допросить каждого. Врачи, медсёстры, охранники, уборщицы и даже парковщики. Все, кто присутствовал там. Женщины, которые рожали там и их дети. Обо всех я должен знать.
Карам поджал губы, видимо, представив, какая работёнка ему предстоит, но снова согласно кивнул.
— Для того, чтобы проверить всех, кто там был, понадобится время, но я возьму побольше людей и постараюсь выполнить быстрее. Какие ещё будут указания, Самир Камалович?
— Что там по Елисееву и Лазарю?
— Елисеева вычислили по карте. Он воспользовался ею при оплате номера в гостинице, но когда наши люди приехали, его там не оказалось. Администратор гостиницы сказал, что он оплатил онлайн, но так и не появился. Он что-то задумал. Скорее всего, хотел нас запутать. Глупо было бы не иметь запасного плана и пользоваться своими официальными данными в то время, когда его ищут все возможные структуры. Несмотря на эти игры, думаю, вскоре найдём. А Лазарева уже нашли. Он в Р***, это в паре часов езды от столицы. Вы сказали, не трогать сразу, мы его ведём. Что дальше?
Самир покрутил в руке зажигалку, чиркнул, высекая кремнем искры и, уставившись на пламя, задумался.
Лазарь вовремя нашёлся. Теперь можно устроить очную ставку. И узнать, наконец, у кого какая роль в этой игре. Но для начала нужно найти концы, куда подевался его сын и кто помог ему исчезнуть. Лазарев — одна из главных фигур в этой партии. Рано или поздно его мотивы станут понятны. Но больше всего Самира волновала именно Настя. Если отбросить всю ненависть, которая связала им ноги и забилась в глотку, лишив возможности нормально разговаривать и верить друг другу, то можно докопаться до правды.
Самир пока не знал, какой она окажется. Правда эта… Может, она, наконец, снимет с него этот груз. А может, раздавит неподъёмной тяжестью. В любом случае, он должен всё перепроверить, перевернуть вверх дном и, если понадобится, вырвать истину у кого-нибудь из глотки.
— Пока не спускайте с него глаз. Я скажу, когда он мне понадобится.
