— Верну. Клянусь, что верну. Все, кто причинил тебе боль, поплатятся. Как я. Клянусь.
Я опустила взгляд вниз, на разбитую вазу и рассыпавшиеся по ковру цветы.
— Эти цветы не живут в нашем климате больше двух месяцев. Их посадили специально к твоему приезду. Надеюсь, нравятся? — он остановился, приобнял меня за талию.
Для меня? Серьёзно? Даже растерялась немного.
— Да… Красивые. Но что будет через два месяца? Они завянут?
— Увы, — беззаботно пожал плечами и, наконец, отпустив меня, сунул руки в карманы своих светлых брюк. В сочетании с его смуглой кожей белая одежда контрастировала как-то по-особенному. — Но, если ты захочешь, их посадят снова.
***
— Карам? Привет… А ты чего пришёл? Ой, то есть… Ну, ты проходи, — посторонилась, пропуская его внутрь, а вышедшая из кухни мама наградила меня многозначительным взглядом.
— Я принёс подгузники и продукты, — показал мне огромные пакеты.
— Да вы проходите, не стесняйтесь, — мамочка тут же взяла в оборот потенциального зятя. И хоть все мужчины, кто хоть один раз, хоть мельком взглянул на меня, были её потенциальными зятьями, этот ей нравился больше всех. В прошлый раз, когда он приходил по поручению Самира, мама решила, что именно этот человек мне подходит, и теперь убедить её в обратном практически невозможно. Такая вот моя мама. Любящая, заботливая, всё ещё верящая в чудеса и принцев. Хотя с её и моей историей — это довольно странно.
Карам бросил на меня косой взгляд, расстегнул куртку.
— Я вообще-то ненадолго. Мне нужно ехать.
Однако моя мама была непреклонна и всё же затащила его на кухню. Очень странная женщина, честно. Неужели она подумала, что между нами с Карамом может что-то быть? Смешно… И немного дико. Хорошо, не немного…
— Присаживайтесь, Карам. Вот у нас и пирожки уже подоспели. Света пекла, — а вот это наглая ложь.
— Пирожки пекла мама, — шепнула ему негромко, пока «тёщенька» доставала противень из духовки.
— Зачем же ты так? Мама ведь хотела, как лучше, — Карам улыбался очень редко, но на этот раз таки хмыкнул. И задержался взглядом на моих губах. Совсем ненадолго. На секунду всего. Но я отчего-то испугалась и подсознательно приняла его взгляд в штыки.
Нечего на меня пялиться! Ни один мужчина больше меня не коснётся. Это позволено лишь одному, но ему до меня нет дела. А мне нет никакого дела до других.
— Извини, я пойду. Мне нужно к дочери, — вскочила и пронеслась мимо растерявшейся мамы. Лица Карама я не видела, но, как только пришла в себя, вспыхнула от стыда.
Да он, скорее всего, просто посмотрел. Людям глаза на то и даны. А я повела себя, как истеричка какая-то. Теперь подумает, что я в плену у маньяка сошла с ума. Хотя мне, казалось бы, не должно быть никакого дела до того, что подумает Карам. Да и по поводу сумасшествия он будет прав. Я так давно не чувствовала себя нормальной, что уже и позабыла, как оно… Быть просто женщиной.
Прислонившись к стене, взглянула на себя в зеркало. А ведь я могла бы начать свою жизнь с чистого листа, как твердит мама. Я ещё молода, красива. Беременность не испортила фигуру и даже наоборот, после родов я стала выглядеть лучше. Но как вспомню Елисеева и то, через что пришлось пройти, опускаются руки и тускнеет взгляд.
— Он ушёл! Можешь выходить! — из-за двери послышался мамин голос. — Всё испортила, дурочка. Эх…
***
Теперь я каждый вечер ждала прихода Самира, как преданная собачонка. И каждый раз верила, что именно сегодня он приедет с моим малышом на руках или хотя бы с хорошими новостями. Пусть хоть маленькая зацепочка появится. Но время шло, а изменений не было. Да и сам Самир после того нашего разговора появлялся крайне редко. Мог отсутствовать двое суток, а потом прийти домой на пару часов и снова исчезнуть.
И вот снова сижу у окна в ожидании его приезда, тереблю пальцами книгу. Кажется, какой-то любовный роман. Инна любит их нежной любовью и мне дала почитать, чтобы я отвлеклась от своих мыслей. Я раз сто перечитала первую страницу. Но так и не поняла смысла слов, что чёрными буквами сливались в одну пёструю массу.
Двор освещает свет фар, и я, бросив книжку, мчусь по лестнице вниз. Каждая такая пробежка для меня будто глоток надежды. До тех пор, разумеется, пока снова не увижу в глазах Самира усталость и немую боль. Пока не мотнёт еле заметно головой, говоря, что, нет. Пока не нашёл.
Встречаемся на лестнице, он нехотя останавливается, вздыхает. А я снова ударяюсь лицом о реальность и опускаюсь на ступеньку.
— Инна сказала, что ты снова ничего не ешь, — сбросив пальто и повесив его на перила, садится рядом. — Думаешь, заморив себя голодом, ты поможешь сыну? — от него пахнет морозом и свежестью, а я забыла, когда в последний раз мыла голову. Да и пахнет от меня уж точно не фиалками.
С тех пор, как узнала о сыне, не могу спать, не могу есть, шевелиться не могу. Дышу с трудом, зная, что мой малыш где-то там, с сумасшедшей Алимой. А я здесь, абсолютно беспомощная, не могу забрать его, не могу даже увидеть.
Как я могла поверить в то, что он погиб?! Как?! Почему не требовала, чтобы они показали мне его? Как я могла так безоговорочно довериться Лазареву? А этот подонок… В какую игру он со мной играл? Зачем?
— Что молчишь? — а Сабуров, похоже, не собирается оставлять меня в покое. Давит своим присутствием, взглядом своим тяжёлым.
— А ты думаешь, мне кусок в горло полезет? Теперь, когда я знаю, что мой малыш жив и находится в руках твоей психопатки-сестры? — посмотрев ему в глаза, обнаружила вдруг, что в них нет злости, несмотря на грубый тон. Надо же, какая забота…
— Но ведь он жив, Настя! Жив! Это самое главное! Ты убивалась, когда думала, что его нет, теперь-то что?! Я трачу все силы, чтобы найти его, а ты тут голодовку устроила! — ловит моё лицо пальцами за подбородок. — Посмотри на себя. Ты с ног валишься, синяки под глазами. Когда ты мылась в последний раз? Ещё немного и…
— И что, Самир? Что? Будешь кормить меня силой, как обещал? Принудительно? Так же, как сделал со своей женой и матерью?
— Что ты несёшь? — рычит, резко отпуская, почти отталкивая. — Что-то я не припоминаю, чтобы насиловал тебя. Забыла, как пыталась скрыть от меня беременность? Что? Я заставил тебя? Это было твоё решение. И я, если помнишь, принял его.
— Это из-за тебя его похитили! Ты позволил этому случиться! Теперь не строй из себя заботливого, любящего супруга! Ты эгоистичный, подлый…
Он затыкает меня поцелуем, не дав договорить, а через пару секунд отрывается и, оперевшись на трость, встаёт.
— Не один я виноват. Как бы тебе этого не хотелось, Анастасия. Из тебя вытащили моего сына и с твоего молчаливого согласия отдали Алиме, а ты даже не удосужилась убедиться, что твой новый муженёк говорит правду. Я виноват и осознаю это. Никогда не отрицал того, что и так очевидно. Но перед сыном виновата и ты. Ничуть не меньше меня. Мы можем винить друг друга вечность, от этого ничего не изменится.
