Я осталась одна, погрузилась в тишину и долго смотрела в одну точку, пока кто-то не тронул меня за плечо.
— Настенька? Ты, может, поешь? В душ сходишь? А я тем временем поменяю тебе постель? — сочувствие и жалость в голосе Инны заставили внутренне сжаться, и где-то на задворках сознания забилась раненая гордость.
— Я не голодна, спасибо. А постель поменяй.
Она присела рядом, приобняла меня за плечи и почти силой прижала к себе. Так крепко, как когда-то прижимала мама. Как давно это было… Я даже не помню её лица. Сколько ни пыталась вспомнить, всё никак… Она осталась для меня светлым, тёплым воспоминанием. Немного размытым, но безумно уютным. И пахла точно как Инна. Молоком и цветами.
Я даже не сразу поняла, что плачу. Лишь когда Инна стёрла своими теплыми пальцами влажные дорожки со щек. Так тоже делала мама… Когда я разбивала коленки или теряла любимую куклу, она всегда жалела меня и успокаивала одним лишь своим касанием.
— Знаешь, моя сестра тоже так любила. Так сильно, что ради него бросила маму с папой, меня и сбежала из дома. Молодая была, глупая. Но любовь у неё была взрослая. Такая, что задыхалась без него. Больная, сумасшедшая любовь. Я была младше и не совсем понимала её поступки. Даже осуждала. И он её любил. Правда, как оказалось через несколько месяцев, не настолько сильно. Моя сестра забеременела, а он сбежал, написав на прощание записку, что не готов к детям и свадьбе. Мол, хорошо нам было, да только я ещё молод и жизнь свою на пелёнки-распашонки тратить не собираюсь. Сестра вернулась домой. Помню, как сильно страдала. Мне было жаль, но чем помочь я не знала. А наш отец… Он был мужчиной старой закалки и строгих правил. Как о ребёнке узнал, быстро подыскал достойного по его мнению парня и выдал её за него замуж. Как сейчас помню лицо сестры на свадьбе… Будто манекен без чувств. Она так и не смогла полюбить своего мужа, да и он оказался далеко не принцем на белом коне. То и дело попрекал бедную ребёнком: нагуляла, мол. Но он не уходил, потому что очень любил деньги нашего отца. Последний в итоге половину своего имущества ему завещал. А я не могла больше наблюдать эту несправедливость. Уехала в другой город… Это я к чему… Ты ведь так же любишь, как моя сестра любила. Только ситуации у вас разные. Ведь Самир любит тебя ещё сильнее. Уж поверь, на это у меня глаз намётан, — кивнула в подтверждение своих слов. — А когда такая любовь есть — ничего не нужно бояться. Всё у вас будет хорошо, вот увидишь.
Я оторвалась от неё, устыдившись своих слёз, быстро смахнула их.
— Ты просто не знаешь, что у нас происходит. Всё очень сложно… Мы не просто поссорились, у нас… У нас ребёнка украли. А вдобавок ко всему ещё много обид и претензий друг к другу. Мы уже не станем прежними. И не простим. Ни он меня, ни я его.
Она почему-то не удивилась, лишь поджала губы. Так, словно знала…
— Всё пройдёт, Настенька. Я с тобой и муж с тобой. И мы тебя… — Инна вдруг спохватилась, словно сболтнула лишнего, отстранилась от меня. — Я пойду, постель поменяю. А ты пока сходи поешь, нельзя же так себя истязать.
Схватившись за перила, поднялась, посмотрела ей вслед. Мне показалось, или она что-то скрывает? А может, это я уже привыкла видеть во всех врагов… Решив отправиться в душ, поднялась за Инной и в тот же момент услышала стук и негромкий хлопок двери. Она зашла в комнату Сабурова? Или мне показалось?
— Ты сказала ей? — услышала, прижавшись к двери, как полоумная старушка, подслушивающая своих соседей.
— Нет пока… Рано ещё. Она ко мне не привыкла пока, да и без этого хватает переживаний. Вот когда ребёночек ваш найдётся, она в себя придёт, я всё и расскажу. А сейчас ей нужна не моя поддержка, а твоя. У вас сейчас сложный период, не убегайте и не отворачивайтесь друг от друга. Будьте вместе.
Я отпрянула от двери, обхватила себя руками и попятилась. Врезавшись в стену, закрыла глаза. Именно сейчас я узнала её голос. Узнала, потому что слышала его… В детстве.
***
Дверь вдруг открылась, и я встретилась взглядом с Сабуровым. Он тяжело вздохнул, посторонился, пропуская Инну.
— Девочка моя… — прошептала та и бросилась ко мне, а я выставила руки ладонями вперёд, защищаясь.
— Не подходи. Не надо. Не трогайте меня сейчас. Оставьте меня в покое, — оттолкнувшись от стены, по которой меня, казалось, размазало догадкой, поковыляла в свою комнату.
Я вспомнила её. Эта женщина, тогда ещё совсем юная девушка, приходила к нам домой, когда я была маленькой. Она брала меня на руки и совала в руки пакет с шоколадными конфетами. Моими любимыми, с орехом. Я обнимала её за шею и втихаря вдыхала запах солнечных волос. Они пахли мёдом и молоком. И счастьем… Так пахла и мама в те дни, когда не впадала в депрессию. К сожалению, таких моментов становилось всё меньше. Я тогда не понимала, почему она грустит, и всячески пыталась её развеселить. Она печально улыбалась и задумчиво гладила меня по голове. Теперь я знаю, отчего она была несчастной. Она жила с чудовищем, а любила другого. Подонка, что однажды предал нас. Бросил. Вся мамина жизнь насмарку… И всё из-за меня и моего отца.
А вот тётя всегда улыбалась и красиво одевалась. Я видела такие замечательные вещи только в кино. В шкафу у мамы они тоже были, но она предпочитала надевать что-нибудь серое и мешковатое.
Тётя брала меня в кино на мультики, в парк есть мороженое или кататься на каруселях. Она была моей подругой и примером для подражания. Я мечтала вырасти такой же красивой, как она: с длинными золотыми волосами и синими бездонными глазами. Волшебница — так я её называла…
А потом тётя исчезла. Я долго ждала её, каждый день писала письма и отдавала их маме с просьбой отправить, но ответ так и не пришёл.
А когда не стало и мамы, я осталась одна. Совсем одна в этом большом, несправедливом мире. Мне пришлось резко повзрослеть, потому что не было того, кто бы пожалел или заступился. Побои отца, приход мачехи, с которой у нас с первой же встречи возникло лишь одно взаимное чувство — ненависть. Я забыла о тех, кто когда-то любил меня и кого любила я. А они были… Были. Но бросили меня. Оставили одну с совершенно чужими людьми. Скинули, как лишний балласт.
— Настенька, открой, прошу тебя! Позволь мне всё объяснить. Мы собирались тебе рассказать, но…
— Открой, Настя! — Сабуров громко постучал в дверь. — Не вынуждай меня высаживать дверь!
— Не нужно. Оставь её. Пусть отдохнёт. Завтра поговорим, — послышался взволнованный голос тёти, а я закрыла глаза. Уснуть и не думать… Уснуть и не слышать их. Тех, кто предал, кто бросил. Не знать и не задаваться вопросом, почему они это сделали. Зачем вернулись спустя время. Мне это неинтересно. Не хочу знать…
Проснувшись посреди ночи, вскакиваю с постели и бегу на детский плач. Мой малыш плачет, а я в абсолютной темноте не вижу его и не могу найти. Обо что-то ударяюсь, падаю и снова поднимаюсь. Тяну к нему руки, зову, но его голосок отдаляется, гаснет во мраке.
Рывком открываю дверь и, обо что-то споткнувшись, падаю. Меня подхватывают знакомые горячие руки, крепко обнимают.
