Сабуров протягивает ладони, а я вскидываю на него недоверчивый взгляд. Через какое-то время прихожу в себя, передаю ему малыша. Он молча смотрит на сына, долго, задумчиво. Наконец, прижимается губами к лобику и закрывает глаза.
ЭПИЛОГ
Самир
Увидев сына, сразу же его узнал. Не мог не узнать. Хотя, честно говоря, после сомнений Насти и сам пропустил подобную мысль. Но взгляд мелкого отверг любые опасения. Его сын. Его!
Он смотрел на отца глазами матери и, кажется, даже улыбался, а Самир подумал, что испытывает это уже во второй раз. Впервые, когда взял на руки дочь. И теперь вот… Эти чувства невозможно описать словами. Невозможно воссоздать искусственно. Ты осознаёшь вдруг, что больше твоя жизнь тебе не принадлежит. Она теперь в этих маленьких ладошках. В этих глазах, что напоминают ему космос.
Глядя на Настю, мысленно снова переживал всё, что случилось с ними за последние месяцы, и ненавидел себя, насколько возможно ненавидеть вообще кого-либо.
Выпускать сына из рук не хотелось, но он должен Насте. Должен столько, что не сможет расплатиться и за годы.
Посадил её с сыном в машину, сам вернулся обратно. Пора воздать всем по заслугам их. Сабуров всегда возвращает долги.
Алима сидела на стуле, с пристёгнутыми наручниками запястьями и, опустив голову, тихо подвывала. Когда скрипнула дверь, вскинула на Самира взгляд, и лицо с потёками косметики скривилось в мученической гримасе.
— Ты жив… Мой любимый… Я знала. Знала, что ты жив. Посмотри, что они со мной сделали, — запричитала сбивчиво. — Глянь только. Они нашего сыночка забрали! Представляешь? — и зашипела, склонившись корпусом вперёд, насколько позволяла поза. — Они злые, мерзкие! Они говорили мне, что это не мой сын! Но ты ведь знаешь! Ты помнишь, как мы любили друг друга? Помнишь? Ты пришёл меня спасти, любимый? Спаси же! Верни нашего сыночка!
Самир перевёл удивлённый взгляд на одного из тех, кто сопровождал Алиму.
— Она всю дорогу так себя вела.
Сабуров хмыкнул, оскалившись в презрительной ухмылке.
— Думаешь, если прикинешься чокнутой, я тебя пожалею? Не угадала. Мне плевать. Даже если это правда, и ты окончательно рехнулась.
Наверное, во всём мире не существовало человека, которого он ненавидел бы сильнее, чем эту суку. Даже Лазарев с Елисеевым занимали в списке врагов не первое место.
— Я знаю, — она растянула губы в абсолютно сумасшедшей, неадекватной улыбке, часто закивала. — Знаю, почему ты так говоришь! Это всё из-за них, да? Они и тебе угрожали? Они забрали тебя у меня! И сыночка нашего забрали!
Кивнул сопровождающему, тот приблизился.
— Вывези её куда-нибудь за город. Там всё сделаешь. Я хочу, чтобы её никто никогда не нашёл. Ты всё понял?
Дверь позади кто-то резко толкнул, в комнату влетел отец и, оценив обстановку, тяжело привалился к стене.
— Успел… — выдохнул с сипением. — Слава Всевышнему, успел.
— Что ты здесь делаешь, отец?
— А ты как думаешь?! — гневно воскликнул старик. — Она моя дочь!
— И что? Теперь она может не отвечать за то, что сделала? Ты хоть понимаешь, что она натворила?! Она моего сына украла! А моя жена думала, что родила мёртвого ребёнка! По-твоему, я прощу такое? Ты сам что сделал бы на моём месте?!
— Нет, Самир! Нет! Нельзя, сынок! Не поступай так со мной. Я знаю обо всём. Знаю, что мои сын и дочь делали с тобой в детстве. Знаю, что совершила Алима. Мне так жаль, что тебе пришлось всё это пережить. Я прошу прощенья у тебя за каждую минуту унижения и боли, через которые ты прошёл, будучи ребёнком. Я прошу прощения за то, что моя дочь сделала тебе и твоей жене. За внука прошу прощения. Я слишком поздно обо всём узнал, Самир. Мне так жаль, сынок, так жаль, — в глазах старика заблестели слёзы. — Знаю, что мне нет прощения, но осмелюсь просить тебя… Не убивай её. Ты убьёшь не её, ты убьёшь меня, Самир, — обессилено облокотившись на стену, склонил голову. — Я виноват. Во всём моя вина. Накажи меня, если тебе это так необходимо. Мою дочь пощади, она… У неё шизофрения, сын. С детства ещё. Она долгое время не принимала лекарства… Я, дурак, поверил, что с ней всё нормально, думал, так повлияла беременность. Прости меня, сын. Прости, — наверное, впервые в жизни Самир видел, как плачет отец. Жестокий, беспринципный подонок, которого не трогали ничьи слёзы, сам теперь выл от беспомощности.
— Вот как? Прощения ты просишь? А за мою мать? За неё ты тоже просишь у меня прощения? За то, что отнял её у меня? За то, что позволил своим ублюдочным детям называть её шлюхой? За то, что сам так называл её? За все унижения, через которые она прошла в твоём доме? За это ты тоже просишь прощения?
Старик склонил голову, обречённо вздохнул.
— И за это тоже. Я виноват. Я не смог простить ей измену. Тебя вот принял, а тот факт, что ты родился от другого, — нет. Не смог я, сын. Вот здесь всё полыхало! — постучав себя по груди, поднял на Самира глаза. — Горело здесь всё! Я же любил её! Так любил, что готов был жизнь за неё отдать! А она с другом моим…
— Но ты же отомстил! Ты убил моего отца! Чего ещё? За что ты загубил мою мать?! — с рёвом обрушил кулак на стену, и на пол посыпалась штукатурка. — Почему ты не прогнал нас?! Почему не вышвырнул за ворота своего дома?! Если мы напоминали тебе о позоре и предательстве?! Почему, отец?! — сорвался на хрип, в глазах защипало, а в висках яростно застучал пульс.
Старик горестно усмехнулся, положил свою руку Самиру на плечо.
— А ведь ты даже сейчас называешь меня отцом. Потому что я и есть твой отец. Не тот, кто родил, а тот, кто воспитал. Я не смог дать тебе нормальное, счастливое детство. Ты был изгоем в собственной семье… Но я отдал тебе весь бизнес, всё, что имел. Не тем, кто родные мне по крови. Пусть деньги ничто по сравнению с тем, в каком аду ты вырос. Но я хотя бы попытался всё исправить. А ты? Что делаешь ты, Самир? Называя меня отцом, собираешься убить мою дочь! Так спокойно отдаёшь приказ своему рабу, будто она не человек! Самир, сынок… Ты думаешь, я не знаю, что случилось с моим старшим сыном? Мм? Думаешь, не знаю, как вы враждовали, и что ты сотворил с ним? Я даже после этого от тебя не отказался. Я оставил тебя в покое, как ты того просил, и горел в своём аду один! А теперь ты хочешь добить меня? Хочешь уничтожить окончательно? Если ты что-то сделаешь с Алимой, тогда у меня не останется никого. Ни одного ребёнка. И тебя сыном больше не назову…
Привалившись к стене, схватился за голову. Сжал пальцами виски до боли, а после выдохнул:
— Так тому и быть, значит.
Теплые пальцы коснулись его руки, осторожно погладили. Распахнув глаза, встретился взглядом с Настей. Она стояла с сыном на руках, крепко прижимала его к себе. Снова заскулила Алима.
— Это она украла нашего ребёнка! Слышишь, любимый?! Это она! — дёрнулась встать, но охранник резко усадил её обратно.
