Опустив взгляд на мои губы всего лишь на секунду, он сразу возвращается к моим глазам и произносит так, чтобы мама не услышала:
– Мне надо покурить.
– В гостиной есть еще одна дверь. Выйдешь на задний двор и можешь там покурить, – объясняю я, он кивает и удаляется.
Закончив с посудой, я выхожу к маме на веранду. Встав сзади кресла, я делаю ей массаж, несильно мну плечи, но чувствую, как она расслабляется.
– Я справляюсь? – негромко спрашивает она.
– С чем? – не понимаю я.
– Я вижу, как ты боишься, что он узнает о моем… недуге, поэтому пытаюсь быть нормальной мамой. У меня получается? Я ведь понятия не имею, как выгляжу со стороны.
Мое сердце окутывает тепло, а глаза уже в который раз за день наполняются слезами. Она старается ради меня, не хочет выдавать мой секрет… наш секрет. Пытается создать иллюзию, что мы обычная нью-йоркская семья, которая собирается на обед по выходным. Как жаль, что нельзя сказать правду, особенно когда это так необходимо. Порой ложь горше, чем правда.
– Спасибо, – еле выдавливаю я.
– Но это не значит, что я перестала злиться. Я поверила только потому, что ты моя дочь. И даже если ты солгала и все-таки принимаешь всю эту дрянь, это на твоей совести. – Я собираюсь сказать, что не вру, но она интересуется: – Где ты живешь?
– У Блейна, – и еще у кучи парней.
– Врать не буду, он красавчик, – хихикает мама, а я ухмыляюсь.
Да, мама, ты точно не будешь врать, а я с тобой спорить.
* * *
Когда мы возвращаемся в дом братства, за окном уже темно. Все это время мы сидели с мамой на веранде, попивали чай и болтали. Обстановка была одновременно спокойной и напряженной. Я боялась каждого слова мамы, мне казалось, что вот прямо сейчас она выкинет что-то из ряда вон выходящее или же задаст каверзный вопрос Блейну.
Но все прошло хорошо, и сейчас я, довольная и расслабленная, сижу в удобном кресле, слушаю хорошую музыку и смотрю, как мимо проплывают огоньки. Блейн тоже спокоен, такое чувство, как будто его не смущало поведение матери, потому что вопросы попадались личные, касающиеся его семьи. Но он хорошо избегал прямых ответов, поэтому мне не удалось узнать о нем ничего нового.
В гостиной мы тут же встречаемся с Ником и Амелией, которая сидит на его коленях, Джаредом и Дезом. Каждый потягивает пиво на диване, обсуждая что-то не совсем мне известное и понятное. Увидев нас, они улыбаются и поднимают бутылки в приветственном жесте. Однако от меня не убегает, что Дез на секунду кривится, заметив, как близко друг к другу мы с Блейном стоим.
– Как отдохнули? – спрашивает Джаред.
Он сидит как король, закинув руку на спинку дивана и положив одну ногу на журнальный столик. Но на удивление выглядит он вовсе не нелепо и не как самовлюбленный эгоист.
– Нормально, – отвечает Блейн и ловит две жестяные банки с пивом, которые ему кинул Ник.
Одну он протягивает мне, но заметив, как я морщусь, понимает, что сейчас не лучшее время, чтобы угощать меня алкоголем.
– Что с твоей щекой? – спрашивает Амелия, когда мы подходим ближе. Я тут же прикрываю ее рукой, напрочь забыв о пощечине. – Оу, это же отпечаток руки! Кто тебя так, детка?
Все взгляды тут же устремляются на Блейна, он отрицательно разводит руками, а я спешу ему на помощь, тараторя, как последняя идиотка:
– Пока мы гуляли, случилась неприятная стычка, и мне немного досталось. Блейн тут ни при чем, правда. Наоборот, он бросился меня защищать, так что прошу, не думайте о нем плохо.
Повисает тишина, а потом Джаред говорит:
– Ладно, – и запрокидывает голову, чтобы сделать глоток.
– Идем, нужно приложить лед, чтобы краснота спала, – поднявшись с колен Ника, произносит Амелия и, схватив меня за руку, тащит на кухню.
– Не думаю, что это поможет, прошло много времени с момента, когда мне врезали, – бурчу я, но она не сдается.
В кухне никого нет, и, оставшись с редактором-красоткой наедине, я не могу не смутиться. Пока она ковыряется в морозилке в поисках пакета со льдом, я смотрю на что угодно, но только не на ее прекрасное загорелое тело и длинные блестящие темные волосы, которым позавидовала бы любая девушка, в том числе и я.
Она кидает мне упаковку льда и широко улыбается.
– Твоя здоровая щека покраснела, тебя что-то смутило? – спрашивает она.
Я вздыхаю, прикладываю лед и признаюсь:
– Не думала, что когда-нибудь в жизни буду стоять с тобой в одной комнате и вот так просто разговаривать.
– Я такая недосягаемая?
– Для меня да, – киваю я и, подняв пачку, говорю: – Спасибо.
– На здоровье, – подмигивает она и выходит из кухни.
Я же продолжаю стоять, прислонившись поясницей к столу. За несколько дней моя жизнь изменилась, и очень ощутимо. Я претерпела немало падений, но тем не менее нашла в себе силы подняться. Судьба лишила меня друзей и семьи в одном комплекте, преподнеся других товарищей. Ладно, если бы это были просто люди, но это ведь те, кого мы считали практически врагами. Сложно поверить, что я живу в доме братства. Сложно вообще поверить во все происходящее.
Я ухмыляюсь, закусываю губу и смотрю за окно. Жизнь слишком непредсказуема, или, быть может, правильнее сказать – судьба. Жизнь – это просто существование на Земле, а судьба – сюжетная линия этой жизни. Ведь ничего в мире не происходит просто так, все события уже прописаны в какой-то книге, и значит, я не случайно стою в этой кухне и прикладываю лед к щеке. Так было запланировано. Но легче от этого не становится.
– Мы собираемся в клуб, хотим оттянуться перед учебной неделей. Ты с нами? – спрашивает Блейн, неожиданно появившийся в дверном проеме, и отвлекает меня от философских рассуждений.
– Я никогда не была в крутом клубе, – не думая, говорю я.
И мне не стыдно.
– Что же, пора это исправить, – улыбается он, и я отвечаю ему тем же. – Я буду рядом. Пока тебя не было, я дал твоей матери еще одну клятву.
Мое сердце падает вниз.
– Какую?
– Что буду контролировать тебя и следить за каждым твоим движением.
Оттенок одиннадцатый
Блейн
В клубе темно. Вокруг клубится приятно пахнущий дым кальяна. Я сижу за столиком, покуривая, и смотрю на Хейли, которая трется бедрами об Амелию. Мои глаза исследуют каждую часть тела девушки. Я голоден, но хочу совсем не еды. Мне хочется подойти к Хейли, схватить и притянуть к себе, чтобы она почувствовала мою дикую жажду.
Ее надо почаще спаивать – и плевать на слова мамаши, – потому что после этого Хейли становится развязнее. Мне нравится наблюдать за ее бесстыдной версией. Она становится красивее, когда ощущает себя увереннее.
