Я торможу, только когда оказываюсь у места, где тусуются бомжи и наркоманы. Схватившись за волосы, оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти хоть что-то способное изгнать из меня страх. Желание растерзать себя накрывает с головой, и, когда я замечаю острый железный прут у мусорного бака, то, спотыкаясь, несусь к нему. Лицо, которое мне привиделось, не хочет исчезать, пугая меня с каждым разом сильнее. Если бы передо мной было зеркало, я бы наверняка увидел в нем бледное мокрое лицо с синяками под глазами. Лицо парня, который постарел на несколько лет.
Схватив железку, дрожащей рукой задираю футболку, поверх которой накинута промокшая толстовка, и одним резким горизонтальным движением провожу ею по животу. Тело напрягается, я ощупываю рану. Под светом фонаря я вижу отблеск крови на ладонях. Я громко кричу, пугая блохастых котов, рыскающих в баке.
– Нет! Нет! Нет! – срывающимся голосом шепчу я. А образ того злосчастного лица все не выходит из головы. – Уйди, – тихо говорю я, обхватив кровавыми руками голову, а потом кричу: – Уйди, мать твою! Проваливай из моей башки!
Из глаз текут слезы, которые смешиваются с кровью, когда я пытаюсь стереть их.
– Эй, с тобой все в порядке? – спрашивает, выглянув из-за угла, бездомный.
Я срываюсь на него:
– Пошел на хрен отсюда! – И он исчезает за бетонной стеной.
Надо взять себя в руки. Это второй раз, когда у меня случаются галлюцинации, и я интуитивно режу себя, а потом страдаю. Они появляются после того, как я вижу собственную кровь. Я резал себя два раза после случившегося пять лет назад. Я не знаю, как с этим бороться.
Тяжело дыша, я снимаю ветровку и вытираю кровь с живота, после чего прикладываю одежду к ране и держу ее, пока бреду вдоль пустой улицы. Начинается мелкий дождь, который превращается в оглушающий ливень, жестоко избивающий мое тело. Из глаз по-прежнему текут слезы, и я не в силах с ними бороться. Волосы прилипли ко лбу, все нанесенные мне сегодня раны жжет так, что зубы сжимаются сами по себе. Мое тело напряжено, голова гудит.
Ноги ослабевают, и я чуть не падаю. Подойдя к ближайшей стене, я опираюсь на нее рукой и кричу, чувствуя, как на шее выступают вены, а потом просто сползаю, сажусь в лужу и начинаю рыдать. Мимо проезжают машины, но меня не видно за такой толстой дождевой стеной. Людей на улице нет. Кто-то прячется в каком-нибудь магазине, кто-то успел добраться до дома и греется у камина. А кто-то, как я, оплакивает потерю, трагедию, случившуюся несколько лет назад.
Я смотрю на небо, жмурясь из-за капель, и молю дождь забрать мои страхи, кошмары, видения и боль. Прошу вернуть мне самоконтроль и силу. Продолжая рыдать, я представляю улыбающееся лицо мамы и хватаюсь за эту картину, как за единственную ниточку надежды.
Горло болит от рыданий, глаза застилает туман. Я пытаюсь удержать образ матери, но лицо из прошлого сильнее. Кровавое, в слезах, грязное, оно смотрит на меня с надеждой, безмолвно просит о помощи. Но я не помогаю. Потому что я гребаный урод, который думал только о себе в тот момент!
Надо было порезать себя еще сильнее. Так, чтобы сдохнуть от потери крови. Я смотрю на руки, теперь они чисты, все смыл ливень. Как только раздается удар грома, я нахожу в себе силы подняться и идти, опять прижимая к ране на животе ветровку. В этом нет никакого смысла, я заслуживаю того, чтобы истекать кровью. Но меня спасают мысли о маме. Я должен бороться с кошмарами и жить дальше, только потому что у меня есть мать, которая нуждается в моей защите и любви.
Спустя некоторое время я добираюсь до дома братства. Мои глаза больше не слезятся, я опустошен, слабость становится все сильнее, и я не знаю, дойду ли до крыльца, прежде чем рухну и скончаюсь в луже собственной крови. Но когда мне остается несколько шагов до лестницы, скрытой от дождя навесом, я вижу знакомую фигуру.
– Что с тобой? – перекрикивает потоки ливня Дез, сидящий на одной из ступенек. Дворовый фонарь озаряет его мрачное лицо ярким светом. Я молчу. – Ты что, брат, перепил?
Я делаю пару шагов вперед и собираюсь попросить его заткнуться и дать мне пройти, как вдруг ноги меня подводят, и я падаю.
– Так, так, так. Стоять! – Дез ловит меня, закидывает мою руку через свое плечо и тащит в дом.
Я чувствую, как отключаюсь, я вижу пол, который то расплывается, то становится четче. Я действительно как будто пьян.
– От тебя не пахнет алкоголем так сильно, чтобы ты валился с ног, – говорит Дез, его голос слышится все дальше и дальше.
Ощущаю, как он кладет меня на диван и включает свет, я морщусь от него. Друг подходит ко мне и вырывает из моих рук ветровку, кидая ее куда-то за спину. Увидев красное пятно на футболке, он морщится и качает головой.
– Кто тебя так? – спрашивает он.
«Собственные страхи», – хочется ответить мне. Но рот не открывается. Мне сложно даже моргнуть. Я то падаю в бездну, то взлетаю к небу, и от подобных горок меня начинает мутить. Я успеваю повернуться на бок перед тем, как меня рвет. Я мало ел сегодня, но даже когда вся еда выходит наружу, я продолжаю изрыгать собственный желудок. От горькой желчи начинает саднить горло, я не могу сделать нормальный вдох, ловя воздух урывками. Кажется, проходит целая вечность, прежде чем меня отпускает, и я перекатываюсь на спину. Потолок настолько белый, что больно смотреть, поэтому я прикрываю глаза, надеясь, что мне станет легче. Но нет. Боль, слабость и страх смерти продолжают преследовать меня.
– Я вызываю «Скорую», – говорит Дез, а я не возражаю.
Пусть делает что хочет, лишь бы меня освободили от этих ужасных мыслей и дикой боли. Что угодно… пожалуйста.
– Потерял много крови… адрес… – Я слышу слова Деза обрывками, но это меня не волнует. – Ждем.
И после этого я отключаюсь. Проваливаюсь в темноту, успевая до этого еще раз представить мать. Когда приедут врачи, я не услышу и не увижу их. И не надо. Сейчас мне нужно отдохнуть. Пропасть, в которую я рухнул, поможет мне забыть обо всем на свете хоть на какое-то время. Она исполнит мою маленькую мечту, избавит от страхов. Меня больше нет. Конец.
* * *
На следующий день я не иду в университет, потому что даже не могу подняться с кровати. Без понятия, как я в ней оказался, наверное, меня разбудили и довели до нее. Тело болит, торс плотно перевязан белоснежным бинтом, а когда я дотрагиваюсь до брови, то натыкаюсь на лейкопластырь. Откинувшись на подушку, я шиплю от боли, вызванной одним неловким движением.
Картинки того, что произошло, всплывают в моей голове и меняются словно слайд-шоу. Я хмурюсь из-за воспоминаний, которые разрывают мозг: вот клуб и блондинка, вот улица и драка, вот я бегу, а вот и треклятая острая железка, которая распорола мое тело. Она будто бы стояла там, выжидая момента, когда появится желающий порезать себя. Как проститутка, черт возьми, ждущая сутенера в конце рабочей ночи.
Я бы с удовольствием поспал еще немного, несмотря на то что на часах уже шестой час вечера. Мое тело истощено и нуждается в восстановлении энергии. Но я не закрываю глаза, так как дверь в мою комнату распахивается и на пороге появляется Хейли с подносом, от которого исходит запах чего-то невероятно вкусного. Мягкий пряный аромат окутывает комнату.
