Само осознание этого меня разозлило. Я развернулась и зашагала в мастерскую. Я стянула покрывала со всех недавних работ: рассвет, Купер на дюнах, сцена, дерево. Пришло время перестать уклоняться от перемен. Перестать зарываться в землю. Неважно, готовы мои картины или нет, пришло время попробовать.
Мне уже пришлось столкнуться со страхом. Теперь пора сделать это еще раз, и плевать на результат.
* * *
Я стояла у Купера перед входной дверью и стучала. Открыла его сестра.
– Привет, Амелия, – поздоровалась я.
– Привет. Его нет дома.
После перепалки два дня назад мы не разговаривали с Купером. Я была уверена, что это не смертельно. И прямо сейчас дело было не в нас с Купером.
– Ничего. Я, честно говоря, зашла спросить, можно ли мне одолжить ту картину.
– Ты все-таки покажешь ее тому мужчине? – спросила она с широкой улыбкой на лице.
– Да.
Она хлопнула в ладоши и начала скакать на цыпочках.
– Ему понравится! – Она схватила меня за руку и потянула за собой в дом. Я успела помахать ее родителям, пока мы пробегали мимо кухни.
Картина висела на стене, и Амелия запрыгнула на кровать, чтобы снять ее для меня.
– Если картина не продастся, после выставки я хочу ее обратно.
– Конечно. Я принесу ее тем же вечером. Или нарисую тебе новую.
Она сжала мою руку.
– Удачи, Эбби.
– Она мне пригодится.
* * *
Я переносила первые две картины в здание и надеялась, что мистер Уоллес был чем-нибудь занят. Мои нервы были на пределе. В прошлый раз, когда я входила в эти двери со своим портфолио, я рассчитывала, что картины очаруют его с первого взгляда. Теперь я уже и не знала, что думать. Даже в своем отношении к ним я начала сомневаться.
Мне хотелось, чтобы мистер Уоллес увидел все картины сразу, поэтому я украдкой ступала по тщательно полированной музейной плитке. Было в этом что-то от шпионских фильмов. Я шла мимо картин, открытых для зрителей, и старалась на них не смотреть. Меня и так трясло от страха. Не было нужды еще и сравнивать себя сейчас с профессионалами. Пара наших завсегдатаев глянула на меня с любопытством, но мистера Уоллеса нигде не было видно.
Картина у меня в левой руке была длиннее, чем в правой, и походка из-за этого смотрелась нелепо. Я наконец-то дошла до двери и потянулась к ручке. Открыто. Я толкнула дверь – внутри оказалось темно. От облегчения я вздохнула и включила свет. В комнате, как обычно, царил жуткий бардак, а справа у стены, как я и надеялась, все так же стояла стопка сломанных мольбертов.
Я осторожно оперла свои рисунки о ближайшую стену и пошла осматривать мольберты. В результате нашлось пять подходящих, которые должны были выдержать мои картины, если удачно их разместить: один опереть о стол, два – друг о друга и два поставить к стене. Потом я поспешила к машине за остальными работами.
Пока я размещала работы, над губой у меня даже выступили капельки пота. Центральной картиной оказалось дерево на своем огромном полотне. Я отошла на шаг, чтобы рассмотреть, что получилось. Сердце сильно забилось в груди. На секунду я взглянула на картины объективно. Взглянула и подумала, что это хорошие картины. Действительно хорошие.
Тыльной стороной руки я смахнула пот с лица, собралась с духом и пошла на поиски мистера Уоллеса.
Он в это время стоял у работы импрессиониста и разговаривал с женщиной в строгом брючном костюме. Может быть, я выбрала неподходящее время. Но подходящее время никогда не наступит. Нужно было действовать сейчас. Сейчас или никогда.
Он обернулся ко мне, и я слегка помахала в ответ. Женщина перешла к другой картине, а мистер Уоллес остался на месте. Он ждал. Поэтому я преодолела те тридцать шагов, которые нас разделяли.
– Вы сейчас заняты? – спросила я.
Он повернулся глянуть на собеседницу.
– Я думал, вы сегодня не работаете.
– Я не работаю.
– Начиная со среды, мне нужна будет ваша помощь в подготовке к выставке. Не успеем и моргнуть, как она начнется.
– Знаю. В среду я буду здесь.
– Отлично. – Он развернулся с явным намерением уйти, будто я только для этого к нему и подходила.
– Подождите, – позвала его я, громче, чем планировала. – Подождите, – повторила уже тише. – Мне нужно вам кое-что показать.
– Что?
– Идемте за мной. – Я повела его в кабинет.
– В хранилище снова пробралась мышь? – спросил он.
– Нет, не мышь.
Ладонь скользила по дверной ручке, и я вытерла ее о джинсы, чтобы открыть дверь. Потом отошла назад и пропустила мистера Уоллеса вперед. Он вошел. Только несколько ударов сердца спустя и я решилась зайти внутрь.
Мистер Уоллес увидел картины прямо со входа. Не заметить их было невозможно. Он подошел к каждой, каждую рассмотрел, но не проронил ни слова. Я заняла пост у двери, словно охранник. Может быть, чтобы сбежать при первом же сигнале отказа. Может быть, чтобы дать ему время подумать наедине.
От напряжения в горле стоял ком, но я решилась шагнуть вперед.
– Это ваши работы? – спросил мистер Уоллес.
– Да.
– Интересные.
Я не знала, хорошо это или плохо.
– Да, я работала над эмоциями.
– Это видно.
– Я хочу быть на выставке. Я хочу, чтобы эти работы были на выставке.
– Я уже связался с кандидатами-победителями. У нас больше нет мест.
Мое сердце ушло в пятки, и я начала строить план побега. Но не решилась на него. Я осталась на своем месте.
– Что? Вы сказали, есть еще пара дней, прежде чем вы выберете победителей.
– Я сделал это раньше. – Он снова посмотрел на мою картину с деревом. – Но…
– Но?
– Может быть, – продолжал он, – мы можем пересмотреть расположение экспонатов и постараться вместить еще одного художника на этаж.
– Да? Это значит «да»?
– Что, если вы не получите предложений о покупке?
– Я смирюсь. Мне просто нужен шанс.
– Вам не занимать упорства, Эбби.
– Иногда.
– Ладно, я хочу, чтобы вы нарисовали новую схему размещения и принесли ее мне на проверку.
Я хлопнула в ладоши.
– Так это настоящее «да».
Он улыбнулся.
– Да.
Я не сдержала короткий визг и обхватила мужчину руками.
– Спасибо вам большое!
– Эбби, это не профессионально. – В его голосе звучала улыбка.
