Он покачал головой.
– Неужели воскресенье? Я полный придурок. Мой телефон упал сегодня в бассейн. Не уверен, что он вообще заработает. Ты не писала мне всю неделю. Я не привык оставаться без напоминаний.
Он винил меня? Меня охватило какое-то чувство. Сначала оно пронзило голову, а потом растеклось по всему телу волной оцепенения. Это было не просто спокойствие, а скорее принятие. Решительность, может быть.
– С меня хватит, – сказала я и поняла, что говорю это искренне.
– Наверное, у меня из памяти выпал день, когда я болел, – продолжил он, не заметив моих слов. – Сейчас лето, все дни сливаются в один. К тому же, кажется, Айрис сказала утром, что сейчас суббота. Наверное, она тоже ошиблась.
– О, уверена, она так сильно ошиблась.
– Зачем этот сарказм?
Я подняла руки в знаке капитуляции.
– Без причины, Купер. С меня хватит.
– Что это значит? Почему ты продолжаешь это говорить?
– Эти односторонние отношения не работают. Я больше так не могу. Пусть у тебя в жизни все будет хорошо. – У меня было два выхода: либо вылезать через окно и выглядеть нелепо в своем коротком задирающемся платье, либо сохранить лицо и пройти мимо него, а затем выйти через дверь, которую он все еще заграждал.
Всей душой я знала, что смогу пройти рядом с ним.
Он не сдвинулся с места, когда я подошла ближе. Я посмотрела на него, в глаза, полные боли. Трещина в моем сердце стала еще немного глубже.
– Мне жаль, Эбби. Пожалуйста, не уходи вот так. Позволь мне загладить вину. – И это был Купер, который обычно мог уговорить меня сделать что угодно. Его молящие глаза, чарующая улыбка, убедительный голос. В этот раз ничто не сработало.
– Купер, отойди.
– Эбби, пожалуйста, не уходи так. Как прошла выставка? Твоя мама ненавидит меня за то, что я ее не подвез?
– Она не пришла.
Он потер пальцами глаза.
– Только не это. Мне так жаль. Я ужасный придурок. Хуже просто нет.
– Отойди, – прорычала я.
Он потянулся к моей руке, но я вырвала ее со злостью. Он не привык к такой реакции с моей стороны, это видно было по удивлению на лице. Больше я не просила его отступить, я оттолкнула его и сбежала.
Я добралась до машины и покинула пределы квартала. И только тогда я позволила себе заплакать.
Тридцать два
Мама с дедушкой дожидались меня дома. Мама была совершенно разбита. Ее глаза опухли, макияж растекся. У меня не было желания выслушивать еще один поток извинений. Но именно извинения я и получила – оказалось, что мои желания сегодня не имеют значения.
Мама обрушилась на меня, обхватила руками мои плечи и уткнулась лицом мне в шею.
– Мне так жаль.
– Я не хочу говорить об этом сегодня. – Я оттолкнула ее. Я никогда раньше не отталкивала ее, и теперь от злости и чувства вины мне перехватывало дыхание.
Мама всхлипнула.
– Тебе нужна помощь, – выплюнула я.
Она кивнула.
– Я понимаю.
– Мне нужно в постель. – Я знала, что усну нескоро, но мне нужно было убраться из этой комнаты, пока я не сказала еще чего-то непоправимого. Я развернулась и вихрем вылетела из гостиной.
Дедушка без единого слова пошел за мной.
– Что? – огрызнулась я.
– Хочешь поговорить об этом? – Его голос был спокойным. Будто спокойствие могло вернуть все в норму.
– Хочу, чтобы вы оставили меня одну.
– Ты злишься.
– Да, я злюсь!
– Это понятно. Я бы тоже злился.
– Хорошо. Потому что я злюсь.
– Мне жаль, что она не смогла.
– Я злюсь на тебя, дедушка! На тебя!
– Я не мог оставить ее.
– Правда? Правда? И это твое оправдание? Твое. Человека, который постоянно подталкивает ее испытывать себя. В этот раз испытание оказалось слишком сложным?
– Я никогда не видел, чтобы ей было так плохо, Эбби.
– Тогда, может быть, тебе стоило попросить Эллиота остаться с ней. Может быть, тебе удалось бы вырваться на полчаса, прийти ко мне и поддержать! Этот вечер был важен для меня, а тебе было безразлично.
– Мне не безразлично. И ты прекрасно это знаешь.
– Ну, сегодня я этого не заметила! А теперь, будь добр, выйди из моей комнаты, – Я понимала, что отчасти в этой тираде был виноват Купер, но половина вины ложилась и на дедушку тоже, поэтому я не позвала его обратно, хотя и видела, как он понурил голову, повинуясь моему указанию.
Почему-то мне не стало легче от того, что я накричала на дедушку. В голове у меня трещало, а глаза пекло.
Я постаралась успокоиться и отправила письмо папе. Хотя он тоже заслуживал долю моей злости. Письмо было коротким, но отражало мои настоящие чувства.
«Папа, никогда больше не лги и не вынуждай кого-либо делать твоей дочери поблажки. Дай ей достичь чего-то своими силами».
Я кликнула «Отправить» и закрыла ноутбук, потом пошла в ванную, выпила две таблетки аспирина и залезла в постель.
* * *
Следующим утром телефон разбудил меня настойчивым жужжанием. Я села в кровати и поняла, что уснула с макияжем и в выходной одежде. Ресницы, казалось, совсем слиплись. Я глянула на телефон. Мне пришло ни много ни мало тридцать два сообщения от Купера. Наверное, он все-таки отремонтировал свой телефон. Большинство сообщений просто повторяли одну и ту же фразу: «Прости». Лейси тоже писала: «Ты не прислала мне отчет. Должно быть, свидание прошло исключительно хорошо».
Я застонала и сползла с кровати. Долго стояла под очень горячим душем. Настолько горячим, что моя кожа покрылась красными пятнами. За эти двадцать минут Купер успел прислать мне еще пять сообщений. Их я тоже оставила без внимания.
Папа на мое письмо так и не ответил. Но у него и не было времени просто сидеть и проверять почту. Я знала, что ответ может прийти и через пару дней. Я надеялась, что к тому времени не пожалею о своих словах.
Я взяла себя в руки и спустилась в кухню. Дедушка сидел за столом, а мамы нигде не было видно.
– Она еще спит. У нее был волнительный вечер.
– Не у всех ли нас? – сказала я себе под нос.
– Мы можем поговорить об этом?
– Не сейчас, дедушка, пожалуйста, не сейчас. – У меня кружилась голова, и я оперлась о столешницу.
– Ты можешь, по крайней мере, сказать мне, все ли в порядке с Купером? Я переживал, когда он так и не приехал.
