— Похоже, — ответил тот.
— Может быть, это они?
— Возможно.
— Значит, они недалеко.
— Слух может вас обмануть, синьор. В лесу эхо разносится очень далеко.
— Уже светает, и если вы можете, пойдем дальше, — сказал Черный корсар.
— Что же, отдохнем потом, — сказал Кармо.
Свет зари уже проникал сквозь гигантские листья деревьев, рассеивая сумерки и пробуждая обитателей джунглей.
Туканы, птицы с огромным клювом, величиной почти с их собственное тело, начали перелетать с дерева на дерево, издавая неприятные звуки, похожие на скрип плохо смазанного колеса; гонораты, спрятавшись в густой листве деревьев, во всю глотку издавали свои баритональные ноты: до-ми-соль-до; кассики щебетали, раскачиваясь на своих странных гнездах в виде сумки, подвешенной к гибким веточкам магнолий или к концу огромных листьев маета, в то время как грациозные колибри, похожие на крылатые драгоценности, перелетали с цветка на цветок, переливаясь на солнце своим зеленым, синим и черным оперением с золотым и медным отливом.
Кое-где, покинув свои ночные убежища, появлялись пары обезьян. Потягиваясь и зевая, они то и дело поглядывали на солнце.
Некоторые из них раскачивались, зацепившись хвостом за ветки, и пронзительно кричали, другие при виде проходивших корчили рожи или швыряли в них плоды или листья.
Иногда среди пальмовых листьев можно было заметить стаи крошечных обезьян — мико. Эти грациозные создания настолько малы, что свободно проникают даже в узкие щели. В поисках насекомых, составляющих их пищу, они ловко взбирались и опускались по веткам, но, завидев людей, пускались наутек и с верхушек деревьев смотрели на них умными и выразительными глазами.
Чем дальше шли флибустьеры, тем реже росли деревья и кустарники, словно не вынося топкой и влажной почвы.
Роскошные пальмы уже исчезли, попадались лишь группы имбаубы — разновидности низкорослых ив, погибающих в дождливый сезон, чтобы снова разрастись в сухое время года, да пузатые ириатрии — причудливые деревья с сильно разросшимися стволами. На высоте двух-трех метров они поддерживаются семью-восемью мощными корнями, а на высоте двадцати пяти метров у них растут огромные зубчатые листья в виде гигантского зеленого зонтика.
Однако вскоре перестали встречаться и эти деревья, уступив место порослям калупы — растения, из плодов которого, если их разрезать на части и оставить немного побродить, добывают освежающий напиток, — да огромным зарослям бамбука, достигающего в высоту пятнадцати — двадцати метров.
Перед тем как вступить в эти заросли, каталонец сказал флибустьерам:
— Прежде чем выйдем из леса, не выпить ли нам по чашечке вкусного молока? Кармо весело расхохотался:
— Где это ты увидел стадо коров? Не заказать ли нам тогда и по бифштексу?
— С бифштексом придется подождать, а доить мы будем не корову.
— А кого же тогда?
— Молочное дерево.
— Идет, подоим молочное дерево.
Получив от Кармо фляжку, каталонец подошел к толстоствольному, широколистному дереву с гладкой корой, высотой свыше двадцати метров, поддерживаемому мощными корнями, которые, казалось, не найдя себе достаточно места под землей, вылезли наружу, и сильным ударом шпаги сделал глубокий надрез.
Через минуту из раны выступила густая белая жидкость, не только цветом, но и вкусом похожая на молоко.
Все утолили жажду, высоко оценив этот дар природы, затем немедленно двинулись в путь, войдя в заросли.
Почва становилась все более зыбкой. Вода сочилась под ногами, образуя бесчисленные лужи.
Скопление водяных птиц говорило о близости большого болота и саванны. То и дело попадались стаи куликов и анхинглей — птиц с маленькой головкой, прямым острым клювом и очень длинной и тонкой шеей, за что их называют еще и змеешейкой. Из-под ног путников вырывались маленькие птички, живущие в саванне, величиной чуть поменьше сорок, украшенные темно-зелеными перьями с фиолетовой каемкой.
Испанец замедлил было шаг, боясь, как бы почва не ушла у него из-под ног, как вдруг впереди раздался чей-то протяжный хриплый вой, сопровождаемый всплеском и бульканьем воды.
— Вода! — воскликнул он.
— Да, но еще и зверь какой-то, — заметил Кармо. — Разве ты не слышал?
— Это ягуар.
— Неприятная встреча, — пробормотал Кармо.
Остановившись, путники уперлись для опоры ногами в бамбук, кое-где росший на твердой почве, и обнажили сабли и шпаги.
Рык больше не повторялся, однако слышалось приглушенное урчание, свидетельствовавшее о том, что зверь был чем-то раздражен.
— Может, он рыбу ловит, — сказал каталонец.
— Рыбу?.. — спросил недоверчиво Кармо.
— Вас это удивляет?
— Насколько мне известно, у ягуаров нет удочек.
— Но зато есть когти и хвост.
— Хвост?.. А на что он годится?
— Не знаю, верно это или нет, но кое-кто утверждает, что он ему служит для приманки рыб.
— Хотел бы я знать, каким образом. Неужели для насадки червей?
— Говорят, что ему достаточно прикоснуться им к поверхности воды и поводить в разные стороны.
— А потом?..
— Сейчас скажу. Колючие райи, они же пирайи или пираний, полагая, что перед ними легкая добыча, собираются вокруг хвоста, и вот тут-то ягуар настигает их быстрым ударом лапы и выбрасывает на берег, редко упуская любопытную рыбу, осмелившуюся показаться на поверхности.
— Вот он, — сказал африканец, который с высоты своего роста видел окрестности на большом расстоянии.
— Кто? — спросил корсар.
— Ягуар, — ответил африканец.
— Что он делает?
— Сидит возле воды.
— Один?
— Мне кажется, он за кем-то следит.
— Далеко от нас?
— Метрах в пятидесяти или шестидесяти.
— Пойдем посмотрим, — сказал решительно корсар.
— Будьте осторожны, синьор, — посоветовал каталонец.
— Если он не загородит нам путь, мы его не тронем. Тихо, не разговаривайте.
Оставив бамбуковые заросли и прячась под сенью пушечного дерева, они двинулись вперед в полной тишине с обнаженными саблями и шпагами.
Пройдя метров двадцать, они очутились на краю обширного болота, которое, казалось, тянулось на добрую милю посреди девственного леса.
Это была трясина — илистый водоем, образованный стоками всего леса. Ее почти черные воды из-за гниения множества растительных остатков выделяли тлетворные миазмы, гибельные для людей.
