— Прости, — выдохнула ей в плечо и зажмурилась.
Но мама была бы не мамой, если бы быстро не взяла себя в руки. Да, она чуть всхлипнула, сильнее прижалась ко мне, но тут же отпустила. Осторожно погладила по голове, утерла невольные слезы на глазах и посмотрела серьёзно. Так, как умела только она.
— Прости меня, детка. Я о многом должна тебе рассказать.
— Подожди, — остановила ее и резко села. Тело отозвалось гулкой болью, но быстрой, словно просто затекло, а не меня избивали, как боксёрскую грушу. — Не могу понять…
Я разглядывала маму и не верила своим глазам. Нет, она не вылечилась за эти два дня, но стала выглядеть иначе.
Мертвенная бледность куда-то ушла, щеки порозовели, однако напрягло меня совсем не это. Щеки! Откуда у мамы такие щеки! Изменился ее вес! Мама всегда была как щепка. Болезнь никого не красит. Изнуряющая, долгая, неизлечимая.
Когда кровь дурная, ничего не поделаешь…
Лишь отсрочить… нам удавалось только отсрочить и как-то, смирившись с диагнозом, жить... Но сейчас… Каким образом за два дня, мама если не вернула почти нормальный вес для женщины ростом в сто шестьдесят семь сантиметров, то явно приближалась к нормальной отметке? Раньше она весила едва тридцать пять килограмм!
— Риша, я почти здорова. — Видя мои метания отозвалась она. — И пусть мне не вернули моего иллами тьмы, но магия свободно струится по телу.
— Иллами? — выцепила незнакомое слово.
— Феникс, твой феникс — иллами тьмы, — мама смотрела на меня напряженно. — Вы уже успели познакомиться?
— Представиться друг другу, почти.
— Хорошо, значит твой иллами мудрый и позволил мне самой тебе обо всем рассказать. — И замолчала, явно подбирая слова.
Я не торопила ее. Глупо торопить. И так ясно, что я не просто Марина Иваненко, а какое-то иное существо, судя по всему, вообще не с Земли. Как и моя мама, точно не Раиса, а…как там мужчина говорил, Равьела? Наверняка ей очень тяжело дается истина. Но я подожду, мне явно некуда торопится.
— Что ж, начнем с главного. Я — старшая дочь рода Вольного Ветра, семнадцатого по старшинству нашего мира, который зовется Тантерайт. Всего великих родов тридцать. Мое истинное имя — леди Равьела Амарель тер Винд тан Аргхарай.
Усраться просто! Я уставилась на маму, как удав на кролика. Как она вообще это все выговорила?
— Вижу, ты впечатлена, — усмехнулась мама. — А теперь по порядку. Приставка «тер» в моем имени указывает род, от которого я веду свое начало, приставка «тан» указывает на семейный статус, если он есть, то называется фамилия мужа.
— А второе имя? Оно указывает на предка?
— Верно. Таковы правила именования. Амарель была моей прабабкой, очень талантливой хранительницей.
— Значит, ты замужем. — Я вздохнула. Нет, я в курсе, что дети не из капусты берутся.
Но мама никогда не обсуждала со мной моего отца. Эта тема не то, что была запретной в нашем доме, однако ей становилось физически плохо, когда она заговаривала о нем. А потому я никогда о нем ее не расспрашивала.
— И да, и нет, Риша.
— Как это?
— Все очень сложно, — мама потерла переносицу.
— Пятьдесят три года назад я вышла замуж за твоего отца. Это был договорной брак. Так принято между высокими родами.
Сказать, что я опешила, значит не сказать ничего. Пятьдесят три года назад? По паспорту моей маме всего тридцать восемь лет! Я всегда считала, что она родила меня на третьем курсе вуза, а отец, позабавившись с доброй и красивой девчонкой, просто бросил и ее, и приплод любви. Меня то есть. А так как я родилась болезненной девочкой, то маме со мной поначалу пришлось очень тяжело, я даже в школу пошла не как все дети в шесть-семь лет, а в восемь.
Мамин взгляд был понимающим и вместе с тем извиняющимся.
— Мне сто восемь лет, детка.
Почему-то мамин возраст принять оказалось тяжелее, чем какого-то иллами, туман, который наверняка разновидность магии, да и вообще мое превращение в красивую черную птичку. Почему красивую? Да потому что я в этом уверена.
— Спасибо, хранительница, — раздался мягкий обволакивающий голос в голосе.
Я не смутилась, но отвечать фениксу не стала.
— Пятьдесят три года назад ты вышла замуж, значит прожила в браке чуть больше тридцати лет…а двадцать лет назад что-то заставило тебя сбежать и скрыть, что у тебя есть я?
— Примерно так. — Мама набрала побольше воздуха и явно с трудом произнесла. — Долг любой жены — подарить наследника. Но только в великих родах первенцем обязан быть мальчик.
— А если рождается девочка?
— Ее убивают.
— Что?
— Ты не ослышалась. Дочь может родиться позже, но не быть первой. В этом случае глава рода обрывает ее существование, — по лицу мамы катились слезы. — Мы любили друг друга, Риша. Я и твой отец любили друг друга. Может немного странной любовью, но в договорных браках и того нет. А нам повезло, да повезло.
Я потрясенно замерла. Ничего себе откровения!
— Первый раз я родила спустя семь лет брака, — я заметила дрожь в руках мамочки и потянулась к ней. Но она мягко оттолкнула мою руку. — Сына. Мертворожденный.
Мама вздрогнула, на миг прикрыла глаза и продолжила.
— Затем было еще четыре беременности. И в пятый, последний по традициям раз, это тоже был мальчик. Он прожил несколько минут, ни повитуха, ни целители, ни сила рода не смогли вернуть его к жизни. За тот час, что пытались помочь моему сыну, я думала умру. Это тяжело, Риша…
Я потянулась к маме, но та легонько отстранилась.
— После, твой отец принял решение в отношении меня и моей дальнейшей судьбы.
— О чем ты?
— Жена главы рода должна родить наследника. Ей дается на это пять попыток. После — ее или возвращают роду с позором, или убивают.
— Варварство! — вообще на этот счет у меня имелись другие слова. Но мама не любила, когда я бранилась при ней.
А потому мне оставалось только закусывать губу и сжимать кулаки в негодовании.
— Ты стала моим шестым ребенком, Риша. Шестым и последним.
— А те, кто был до меня, после первой дочери, их что же, убили?
— Нет, Риша. Они родились мертвыми, твои сестры обе были мертвы. И я не уверена, что смогла бы принять твоего отца после убийства нашего ребенка несмотря на то, что это мой долг.
— Не называй его моим отцом. — Выдохнула я. — Он лишь донор.
— Это не так, Риша. Он, можно сказать, спас нас, хотя думал, что спасает только меня.
— Скорее обрекает на мучительную смерть, — раздался шелестящий голос в голове.
— Как это? — спросила тут же.
