– Вы что кричите?! Выйдите из палаты!
Геннадий наклонил голову к ее груди, заставив ее возмущенно отпрыгнуть.
– Успокойтесь, я просто читаю имя на бейджике, – объяснил он. – Наталья, вы, несомненно, профессионал, но касаемо реабилитации сталкеров я немного больше вас в теме.
– Вообще-то наша клиника на этом специализируется. – Она все еще кипела.
– Ну, смотрите, Наталья, в вашей специализированной клинике его не могли привести в чувство неделю. Но сейчас он в сознании и разговаривает с нами. Хотите снова отпустить его туда, откуда неделю станете вытаскивать?
Медсестра, пожав плечами, вышла.
Геннадий взял Дениса за руку и слегка потряс:
– Не закрывай глаза, нельзя тебе сейчас. Скажи, ты можешь искать людей или только предметы? Ты говорил в бреду, что нашел Сеньку по обуви, а так бы не нашел. Так можешь или нет? Мне нужно точно знать.
Айзель в своем репертуаре. Интересно, он специально пришел выяснить полезную для себя информацию, пока пациент не окочурился?
– Только вещи. Людей не получается.
– А почему не можешь?
– Не получается… – Денис закрыл глаза. Его снова опутало прекрасной золотой паутиной. Но Геннадий уже бешено тряс его руку:
– Глаза открой, смотри на меня. Вот так. Мне кажется, я знаю почему. Это потому, что ты к людям относишься слишком… лично. Как к родственникам. Ну, что, не засыпаешь больше? – Геннадий оставил наконец в покое его руку, откинулся на спинку кресла и положил ногу на ногу. – Да, относишься слишком лично. Как к родственникам. А надо проще, без этого ненужного пиетета.
– Как к вещам?
– Ну… Почти. Как к объектам.
– Нет. Так точно не могу.
– Зря ты такой радикальный, дружок. Я просто хочу тебе посоветовать…
– А вы? – Вербицкий повернул к нему голову и посмотрел в глаза. – Вы относились к людям, как к вещам, и что вышло? – Он вспомнил, что здесь Сенька и лучше при ребенке подробностей не вспоминать.
– Вышло то, что вышло… – Айзель помолчал. – Тебе, наверное, сложно будет поверить, но я только сейчас пытаюсь научиться такому отношению к людям. А если бы я мог так раньше – Лия была бы в порядке. Да и все остальное…
Журналист молча уставился в потолок. Нет, конечно, директор чудесен. Человек только начал приходить в себя, а он уже с какими-то претензиями. Что ему вообще надо?
– Не понимаешь? Сложно тебе. Смотри, – Геннадий стал говорить медленнее, будто с маленьким ребенком, – вот если бы тебя сейчас надо было оперировать, а врач стал бы размышлять о твоей судьбе? О том, какой ты хороший человек, как любишь бегать, есть конфеты и слушать музыку, а он сейчас раз – и начнет тебя резать ножом. Понимаешь? Абстрагироваться надо. Иначе ничего толкового не выйдет.
– Все равно не понимаю.
– Ну и не понимай! Сделка с совестью – дело добровольное. Сейчас в городе несколько школьников пропали, их второй день уже ищут. А ты: документы найти, наркотики – пожалуйста, а людей – простите, сложно очень.
– Что, мне сейчас пойти их искать? Я вроде как в больнице лежу.
– Вот именно, что вроде как. У тебя разве болит что-то?
– Я и встать-то не могу… и сейчас вот что-то… куда-то… – Золотая паутина начала возникать отовсюду и затягивать в свое пространство. Но за руку снова неприятно дернули.
– Ладно тебе. Не похож ты на больного. Ну-ка, глаза открыл! Поднимайся давай! Ручку держать можешь? Сейчас напишем расписку для больницы и поедем.
Острый приступ ненависти привел в чувство лучше ведра воды на голову. Этот хозяин жизни потерял уже всякие мыслимые понятия! Конечно же, небось оплатил пребывание мизерабля Вербицкого в клинике и теперь считает себя вправе распоряжаться.
– Какая еще расписка? Я говорю – встать не могу…
– Можешь. Хочешь – докажу тебе?
Нет, он просто псих…
– Геннадий Васильевич, – Вербицкий постарался придать своему голосу убедительность, хотя сил совершенно не было, – я понимаю, что вы привыкли это… прогибать мир под себя. Но для кармы такое не полезно. А если вы меня все-таки в тюрьму посадите – может, это окажется лучше, чем быть у вас на побегушках! И вообще – я не такой уж плюшевый медвежонок, чтобы распоряжаться моей жизнью по своему усмотрению!
– Дэн… – Геннадий наклонился к нему. Морщинки в уголках глаз придавали лицу доброе, отеческое выражение. Как будто это не он только что орал так, что прибежала медсестра. И не он командовал всеми в Зоне посреди автоматной стрельбы. – Дэн, – мягко сказал он, – поверь, ты не самая занимательная игрушка на свете, я могу найти гораздо интереснее. Там просто дети пропали. Представь себя на месте их родителей. Это же с ума сойти, когда раз – и твоего ребенка вдруг нет… А они мои хорошие знакомые. Помоги, ничего с тобой не случится. Сейчас сядешь в машину и поедешь искать. И да, кстати, вот это прими. Сразу лучше станет, у меня опыт.
Он высыпал из крохотного пакетика в стакан с водой какой-то порошок, размешал, протянул. Денис пожал плечами, но выпил. Вода чуть отдавала плесенью.
Конечно, звучало все это крайне дико. Можно было предположить все что угодно, вплоть до того, что директору зачем-то понадобилось похитить своего менеджера. Но, с другой стороны, зачем все усложнять?
– Давайте, что там подписывать, – сказал Вербицкий. – Я только правда не знаю, могу ли ходить нормально.
– Если не можешь идти, то прыгай, – вдруг подал голос Сенька из угла, – сразу на двух ногах проще ведь, чем на одной, а потом на другой.
– Стоит послушать совета, я считаю, – улыбнулся Айзель, протягивая заготовленную бумагу, – вот здесь пиши: о последствиях предупрежден, и подпись.
– А ведь на самом деле ни о чем меня не предупредили. – Денис поморщился, чувствуя, как опять накатывает что-то.
– Нет времени ломаться, дружище. – Геннадий сунул ему в пальцы ручку. Потом кинул на кровать стопку вещей: – Вот переоденься. Только не усни в процессе.
Там оказались не те вещи, в которых он ходил в Зону, а из хостела. Вроде бы Денис не говорил никому на работе свой точный адрес. Как ловко Айзель умеет добывать информацию… Может, и детей он найдет сам?
Не заснуть в процессе переодевания оказалось легкой задачей, потому что боль пронизывала все мышцы при малейшем движении. Вербицкий справился с ней, а потом героически вышел из палаты, шатаясь и цепляясь за руку директора. Идти, правда, было уже не так больно. За ними, на ходу играя в пластиковых динозавров, плелся Сенька.
Сели в машину, ребенка посадили к окну. Геннадий дал посмотреть фото пропавших школьников. Трое мальчишек лет двенадцати, двое обычных, один мулат.
– Ну, что? – тревожно поинтересовался Айзель.
– Что, что… не получается! Не умею я так. Да еще и Сенька сбивает.
