— Я ничего не хочу.
— Даже коньяка?
Я выдержала взгляд, но не улыбнулась. Сказала даже немного зло:
— С утра не выпил, день пропал?
— Этот — да, — ответил Вербов серьезно. — Я могу налить, чтобы ты расслабилась хоть чуть-чуть. Выдохни, Лиза…
Я выдохнула, как по команде. И вдохнула.
— Чем это пахнет? Так вкусно.
Это точно не блины, которые Вербов сунул в микроволновку разогреть.
— Корица, кажется. Даже отсюда чувствуешь? Это натюрморт из шишек и веток на обеденном столе. Ленка, когда была тут в понедельник, заявила, что у меня в доме нет ощущения праздника. Сумасшедшая баба! Электровеник. И специалист по промывке мозгов высоким напором воды. Какое счастье, что эта страшная женщина появилась в моей жизни, когда я был уже в сознательном возрасте, а то бы она произвела надо мной лоботомию.
Он поставил перед Любой тарелку и протянул ложку, чтобы она сама продегустировала открытый им мед. Потом снова уставился на меня.
— Можно тебе хотя бы кофе сварить?
Я отрицательно мотнула головой.
— Так не пойдет. Люба, скажи своей маме, что Гриша обидится, если она ничего не съест.
Люба повернулась ко мне и с точностью до слова передала слова Вербова. Да что же в нем такого магического для моего ребенка!
— Я действительно не хочу… — завозмущалась я, когда Люба потянулась ко мне с блином, с которого капал мед. — Вон, Гришу и корми! — добавила я уже со злостью.
А он будто того и ждал. Еще сильнее облокотился локтями о столешницу и перегнулся к Любе с открытым ртом. Я слезла с барного стула, чтобы размяться, и пошла к холодильнику, чтобы от меня отстали. Хотелось сразу распахнуть обе створки, как тренажеры, чтобы отдать во Вселенную бурлящий в крови адреналин, но пришлось ограничиться одной, чтобы не выглядеть сумасшедшей. Идеальная чистота с ярким, почти больничным, светом: на полочке баночки с йогуртами и коробочки с творогом. На дверце — молоко и пластиковая коробка с яйцами. Вспомню свой холодильник — страшно становится. В него если только ногой не впихивают продукты. Слишком маленький.
— Он не любит, когда долго думают, — Вербов вырос у меня за спиной и протянул руку за йогуртом. — Сейчас запищит.
И я тоже — от его близости и от пол-литра туалетной воды — точно в сосновом лесу оказалась, новогоднем. А он еще прижался щекой к моей и будто невзначай приложился к моему втянутому животу ледяным йогуртом, перехватить который я не успела. Вербов захлопнул холодильник и поставил банку на стойку, а сам пошел мне за ложкой. Да, на этой кухне точно танцевать можно, хотя зачем — достаточно будет стометровок по треугольнику: плита, раковина, холодильник. Для чего? Чтобы держать себя в форме для… любимого мужчины. Для чего еще женщине нужны формы?
— Замешай в йогурт мёд, будет вкуснее.
Я смотрела ему в глаза и чувствовала на своих слёзы. Не горькие, а те, которые невозможно объяснить. Мне было вкусно, хотя я и не хотела есть. Вся эта красота вокруг растворилась. На смену элитной квартире пришёл мягкий тёплый плед, укрывший мои поникшие плечи, которые хотелось расправить и никак не получалось. Я протянула руку, чтобы потрогать дочкин лоб, а дочка дернулась от меня, как от чужой, и мне пришлось ухватиться за розового единорога, чтобы удержать Любу на стуле.
— Каковы результаты проверки? — Гриша по-прежнему стоял напротив сидящих нас, точно официант, готовый броситься исполнять любой заказ привередливых клиенток.
— Горит.
— Лекарство есть?
— Да…
На этот раз я сама полезла в сумку и провела экзекуцию над ребенком.
— А теперь спать?
Гриша спрашивал не меня, и Люба впервые надулась на его предложение всем своим видом, а не только словами, заявив, что делать она этого не будет.
— Ты ещё мою кровать не видела… — Это было сказано снова не мне. — Я тоже всегда говорю, что спать не буду, а потом до подушки и моментом отрубаюсь.
Я повернулась к нему, и улыбка пропала с его лица.
— Что я не так сказал?
А я не так посмотрела, да?
— У тебя разве нет детской кровати?
Он не улыбнулся, и в его голос тоже не вернулись задорные нотки.
— Здесь прошёлся смерч по имени Елена Владимировна. Только стены устояли, да и то не все. Она бы с радостью всю мебель поменяла, если бы муж не ограничил ее в бюджете. Но я могу перестелить кровать, если в этом проблема… Лиз, у меня раскладушки нет, — вдруг добавил он с прежней улыбкой, перекрывая затянувшуюся паузу.
А что я молчала? Просто молча соглашалась. Поняв это, Вербов подхватил Любу на руки.
— Да никто тебя спать не заставляет! — повысил он голос на выкручивающегося из рук ребенка. — Я тебе мультики включу…
Да, и выключит строгую маму. Прошёл мимо меня, точно пустого места, но я ринулась следом, через гостиную к лестнице, насчитав по дороге три колонны, за которые успевала схватиться, непонятно только зачем. Ноги подкашивались — вот зачем! Он укладывает в постель не меня, а мою дочь! Смешно и очень грустно.
Лестница деревянная, но без тапок мы поднялись по ней довольно тихо. Небольшой холл и три двери. Мы прошли к той, что посередине. Спальня небольшая, а может такой эффект создавала огромная кровать, не поместившаяся между окнами, потому изголовье сделали ступенчатым, чтобы оставить свет из окон с бежевыми романскими жалюзи, а прикроватные тумбочки как бы продолжали подоконники, в которых, точно в нишах, стояли лампы.
Я, кажется, слишком долго смотрела на чужую кровать, потому что закончилось все тем, что Вербов усадил на неё Любу и взялся за розового единорога. Нет, это перебор! Я ничего плохого не думаю — просто чересчур!
— Она может сама раздеться!
Я, наверное, сказала это слишком громко и грозно, потому что Гриша отдёрнул от Любы руки, точно обжегся, и даже поднялся с кровати.
— Лиза, ты чего?
Не знаю, что он прочитал в моих глазах — я действительно ничего плохого о нем не подумала, поэтому прошептала:
— Она большая. Мы дедушку тоже просим выйти.
— Хорошо! — он взмахнул руками, явно затаив обиду. — Позовёшь, если захочешь. Я в соседней комнате. Пульт от телевизора на тумбочке.
— Нам не нужны мультики. Она и так уснет. Да, Люба? — решила я за ребёнка. — Я с ней просто посижу.
Гриша кивнул и вышел, а я нервно схватилась за розовый свитерок, пытаясь унять раздражение за собственное идиотское поведение и не сорваться на ребенке. Вербову уже прилетело от меня. Как говорится, не делай добра…
— Я не хочу спать!
Только не начинай истерик! Хватит на сегодня деда под дверью! Этот стучать не будет. Это его территория. Но дочке я сказала иное:
