Реза умудрялся говорить и есть, а она так и осталась с полной тарелкой. Впрочем есть действительно не хотелось.
— Я заказал всего одну порцию эклеров, — улыбнулся каирец, и Сусанна наколола на вилку огурец, с опаской поглядывая на ведро, к которому потянулась рука Резы.
Он взял мидию и, вытащив малюсенького моллюска прямо руками, протянул Сусанне. Чего он ожидает от нее? Что она рот раскроет и оближет его пальцы?
— Просто закрой глаза.
Она не боится моллюска! Она не собирается есть с его рук! Только кто ее спрашивает!
— Я сама!
Сусанна схватила ракушку. Губы горели то ли от пальцев каирца, то ли от терпкого соуса. Теперь они устроили соревнование, у кого гора скорлупок будет выше и не рухнет на скатерть. Ее башня обвалилась первой, хотя его была выше. Тогда он поднял бокал, и она вынужденно потянулась за своим, хотя предпочла бы воду. Вино оказалось невыносимо кислым, и после трех глотков она с радостью опустила бокал на стол.
— Попросить принести эклеры?
Она кивнула, и Реза в этот раз просто щелкнул пальцами. За столиком явно следили, и официант закивал на каждое длиннющее предложение Резы. Чего опять? Он же уже сделал заказ. Эклеры действительно принесли быстро, и к ним новый бокал, в котором что-то пузырилось. Шампанское?
— Безалкогольный яблочный сидр, — пояснил Реза, заметив ее опасливый взгляд.
— Сладкий.
И вновь улыбнулся. Неужели после трех глотков жуткого вина она вдруг рассмотрела в его лице доброту? А почему бы и нет? Он ведь только что честно признался, что научился контролировать эмоции. Как бы тебе, Суслик, научиться контролировать свои мысли. Потому что, похоже, твои эмоции мистер Атертон уже научился контролировать тоже.
Лучше ешь эклер, меньше думать будешь. Только эклер оказался слишком маленьким, и она потянулась за вторым.
— Вы жалеете, что не ходили в школу?
— Нет, — улыбка вновь сделалась гадкой. — Там ведь все равно не было девочек, а таблицу химических элементов пришлось бы отвечать на оценку. А так я мог спокойно пролистать учебник.
— А университет?
— Мне не нужен был диплом. Мне нужны были навыки, а их я уже давно получил в мастерской. Врач советовал для спокойствия собирать пазлы, но я предпочел делать украшения, и пока отец копировал папирусы, я создавал реплику за репликой сначала для музея, а потом и для частных коллекций. А ты чем планируешь заняться после школы?
Вопрос был неожиданным. Сусанна не готова была ответить на него не только в тот момент, но и вообще, а для важного решение оставалось всего одно лето.
— Что же сделал с женщинами двадцатый век. Раньше бы никому и в голову не пришло задавать женщине подобный вопрос.
Сусанна выдержала наглый взгляд.
— Само собой я выйду замуж и рожу ребенка. А остальное я пока не решила. У меня каникулы, — решила она пошутить, не вынеся каменной физиономии каирца.
— А вы не думали усыновить ребенка?
Реза слишком долго молчал, и Сусанна прикусила язык. Это удар ниже пояса. Дура!
— Недавно я попытался удочерить одну особу, но мое отцовство с треском провалилось.
Сусанна выдохнула. Хорошо, что это не пах, а всего лишь больная мозоль.
— Сначала я напоил ее, потом чуть не отдал хулиганам, а потом зажарил в пустыне… Продолжать?
Сусанна замотала головой. Он отлично бьет в ответ. Лучше молчи, дура! И она вцепилась зубами в бокал с сидром. Реза улыбнулся. Действительно улыбнулся.
— Какие же вы, женщины, одинаковые. Латифа тоже постоянно твердит, что я должен последовать примеру отца и взять женщину с ребенком. А я отвечаю, что привык к ее стряпне. Наверное, как и Аббас, я не чувствую уверенности, что мне не надоест в один прекрасный день отцовство, а я не хочу уходить, даже оставив под подушкой достаточно денег.
Суслик, зачем ты взяла лопату и копнула его душу? Зачем? Он и так слишком много тебе рассказал. Можно целый роман написать.
— Почему вы не берете эклеры?
Сусанна с виноватой улыбкой протянула через стол блюдо, но Реза не взял пирожное.
— Я заказал их для тебя. Хочешь чаю?
Сусанна покачала головой. Реза улыбнулся и на этот раз хлопнул в ладоши. В европейском интерьере этот чисто арабский жест смотрелся инородно. Как же в нем одном уживаются такие противоречивые культуры?
Официант тут же принес счет, и Реза вложил в него кредитную карту.
— Я тебя так долго ждал и так быстро приходится расставаться.
Он что, действительно вздохнул?
— Можем прогуляться по набережной, — тотчас выдала Сусанна, чтобы внутренний голос не успел попросить ее заткнуться.
Реза улыбнулся. Вновь очень по-доброму.
— У меня есть более интересное предложение.
Только не ночной круиз! Она окоченеет с голыми ногами! И во сколько тогда она ляжет спать? Без телефона даже время не посмотреть! Зато сестре спокойно. Суслик жива и осматривает достопримечательности. Она и фотку с Мариной отправила, чтобы родители знали, что церберы несут службу. Ну так, что за интересное предложение, мистер Атертон?
Однако появление официанта вновь прервало разговор. Но в этот раз он оказался более проворным и в две секунды исчез, опустив на белоснежную скатерть кредитку, чек и ключ. Сусанна подняла глаза на Резу, лицо которого вновь приняло безразличное выражение.
— Это всего-навсего предложение, — голос его давно не был таким спокойным. — Ты можешь взять ключ, а можешь оставить его на столе, и мы пойдем гулять по набережной. И обещаю, я и словом не напомню тебе о нем за следующие три дня.
Сусанна почувствовала, как пузырики давно выпитого сидра ударили в нос.
— Это единственный вечер, когда мы вдали от любопытных взглядов, — продолжал Реза голосом диктора.
Браслеты с рук вдруг переместились на голову, расплющив виски. Нет, он не улыбается, он спокойно убирает в бумажник чек с кредиткой, оставляя на столе ключ от гостиничного номера. Белая скатерть и ключ. Больше ничего между ними нет.
— Пока ты принимаешь решение, я с удовольствием прочту продолжение романа и подумаю над новыми иллюстрациями.
Суслик, ты сдурела? Ты зачем достаешь планшет? Зачем подключаешься к гостиничной сети? Зачем протягиваешь через стол страницу с гугловским переводчиком. Ты забыла, как звучит по-английски слово «нет»? Так я напомню — «по». Суслик, неужто сложно произнести короткое «ноу»?
Роман Сусанны: 16–20 главы
16. "Поиски Кекемура"
Взгляды — тревожные, злобные, безразличные — преследовали Нен-Нуфер на каждом шагу. Ночная тьма не скрывала ее от людского любопытства, которое сочилось из десятков глаз, опаляя тело жаром факелов. Никто не заговорил с ней, и она решила молчать. Молчать до утра, когда уляжется радость Амени, и верховный жрец сумеет произнести хоть что-то, кроме имени Бога. Только перед ним и ни кем иным будет держать она ответ. Только он и Великие Боги в праве судить ее. Судить… Только ее и никого больше. Пусть кара, какой бы легкой она ни была, минует царевича. Пусть память о встрече с ней никогда не омрачится сожалением. Его же она станет вспоминать, сдерживая слезы счастья, и не осмелится жалеть о том, что Боги развели их дороги, лишь единожды соединив на краткий миг уста в сладостном поцелуе.
