— Эта правда не имела значения, — выдал Кекемур хмуро, смотря поверх ее головы на толпу. — Я заслужил наказание за потерю кнута.
— Не может быть такого наказания за спасение жизни!
Лицо Кекемура оставалось непроницаемым.
— Я обязан был вытащить кнут, но позабыл про него, ища твои сандалии, — и видя поджатые губы девушки, добавил более мягко: — Повторяю тебе, Нен-Нуфер, я заслужил наказание. И ты не смеешь упрекать себя в нем.
— Я упрекаю тех, кто наказал тебя! — голос Нен-Нуфер теперь дрожал не от слез, а от ярости. — Они поставили кнут выше жизни жрицы Хатор. Они оскорбили в моем лице Великую Богиню!
Кекемур вздрогнул.
— Так ты не храмовая танцовщица? Ты — жрица Хатор?
Нен-Нуфер замерла. Она вновь в запале прикрылась Богиней. Но ведь сейчас она защищает не себя, она защищает справедливость. Фараон всякое утро берет в руки фигурку богини Маат и обещает, что в Кемете никогда не будет несправедливости.
— Да, я жрица Хатор. И я готова говорить с самим фараоном о том, как несправедливы начальники его стражи. Кто другой, если не ты, достоин охранять спокойствие Его Святейшества!
— Ты слишком много успела обо мне узнать от других, — голос Кекемура стал жестким. — И слишком мало знаешь меня самого, чтобы считать достойным и обвинять неизвестных тебе людей в несправедливости.
— Да, я расспросила о тебе твоих друзей, — без тени смущения сказала Нен- Нуфер, вспоминая слова старухи. — Но мне довольно и того, что ты бросился за мной в реку. Я искала встречи, чтобы поблагодарить, потому что Амени не дал нам проститься, и Боги помогли мне найти тебя, потому что хотят, чтобы я исправила допущенную людьми несправедливость. Кекемур вновь смотрел ей в лицо.
— Великий Амени был рад получить жрицу Хатор в целости и сохранности. И я не хочу, чтобы ты просила за меня никого, тем более Его Святейшество, пороча себя.
— Ничто не опорочит меня! Неужто ты остановился бы и не вытащил из Реки Великую Царицу только лишь потому, что к ней нельзя прикасаться?
Она не успела победно взглянуть на стражника. Он ответил, не задумываясь:
— Великая Царица никогда бы не оказалась у реки одна.
Сердце Нен-Нуфер замерло. Вот отчего Хатор гневается на нее. Никогда бы жрица Хатор не оказалась под колесами колесницы и в пасти крокодила. Разве кто-то слышал, чтобы простой стражник нес через поля Тирию?
— Не тревожься за меня, Нен-Нуфер, — скорбь в ее глазах не укрылась от проницательного взгляда Кекемура. Голос его смягчился, и на губах заиграла улыбка. — Твоя Богиня поделом наказала меня, ведь я подглядывал за ее жрицей, и быть может, крокодил был послан мне, а вовсе не тебе, чтобы проверить, насколько я могу сохранить хладнокровие. А я его потерял, потому что думал в тот момент лишь о тебе, — и тут вновь помрачнел и выпрямился. — Прости меня, жрица Хатор, за такие слова. Однако я посмею повторить их, потому что они правда и потому что они снимают с тебя всю вину. Оставайся с миром. Я больше не увижу тебя, потому что жрица Хатор не ищет простых стражников по рыночным площадям.
Нен-Нуфер поклонилась и, прошептав прощание, поплелась прочь. В сандалии набился не песок, а тяжелые глыбы, и она из последних сил волокла их по пыльной дороге. Не дойдя ста шагов до храмовых пилонов, Нен-Нуфер заметила возвращающуюся с полей дворцовую стражу. Стражник, что передал ей приветствие Кекемура, отстал от товарищей, и Нен-Нуфер приняла это за знак свыше. Она стряхнула с ног глыбы и побежала ему навстречу, на ходу снимая с шеи ожерелье.
— Мир тебе!
Стражник сначала отступил от нее, как от видения, а потом поклонился и уставился на протянутое ожерелье.
— Сумеешь ли передать это царевичу Райе? — голос Нен-Нуфер дрожал.
Юноша поклонился:
— Как прикажет прекрасная госпожа. Должен ли я что-то сказать при этом?
— Да, — голос срывался от волнения. — Скажи, что Кекемур спас Нен-Нуфер от крокодила и теперь несет за это наказание. Расскажи все, что с ним сделали. Тебе лучше известно и про плети, и про рыночную площадь.
— Прости, моя госпожа, — стражник даже отступил на шаг. — Только чем царевич Райя может помочь Кекемуру?
Почему стражник спрашивает? Неужто не понимает, что царевич поговорит с Божественным братом? Кого только набирают охранять дворец!
— Он попросит за Кекемура перед фараоном, — произнесла Нен-Нуфер четко и медленно, словно объясняла урок своему юному ученику.
— Как прикажет госпожа.
Нен-Нуфер вернулась в храм и поспешила укрыться в пристройке, чтобы без ожерелья не попасться верховному жрецу на глаза. Царевич видел его на ней и потому должен поверить рассказу стражника. Она даже имени юноши не спросила, а доверила тайну ее знакомства с царевичем… Нен-Нуфер опустилась на циновку и сжала узел Исиды, прося направить ее стопы по верному пути. Только бы царевич не рассердился на нее за длинный язык и только бы пожелал помочь Кекемуру. Если же нет, она пойдет к фараону сама, даже если придется раскрыть перед Его Святейшеством все тайны. Она уже раскрыла перед ним тайну Пентаура и тайна царевича ему, пожалуй, уже тоже известна, так отчего же фараон должен оставаться в неведении о несправедливости, царящей в его дворце? И глупо бояться гнева фараона. Уж коли Великая Хатор решит наказать ее за обман, то не будет делать это руками Божественного. Руки Его Святейшества созданы для того, чтобы дарить любовь, свет и справедливость. Справедливость для всех его подданных и для Кекемура.
Нен-Нуфер уснула без ужина и утром чуть свет поднялась на ноги. В купальне невольницы еще даже не обновили воду, но она не стала брезговать, потому что спешила встретить Амени. Она достала другой подарок его жены — ожерелье поскромнее, но тоже достойное глаз Великой Хатор.
До ворот оставалось еще шагов тридцать, не меньше, и никто не мог догадаться, что она направляется к ним. Так отчего же один из стражников побежал к ней навстречу? Неужто приказано не выпускать ее из храма? Но она желает лишь узнать, пришел ли Амени…
— Там вновь спрашивают тебя, Нен-Нуфер. И в этот раз он сказал, что не уйдет, пока не увидится с тобой.
Лицо храмового стражника не предвещало ничего хорошего. Отчего же они все так недолюбливают друг друга? Неужто охранять Великого Пта хуже, чем покой Его Святейшества? Подобная обида даром не проходит — обязательно скажет что-то горькое про нее верховному жрецу. Что ей ответить тогда про приход стражника? Она скажет Амени правду, лишь о царевиче утаит. Мудрый Амени и сам может вступиться за Кекемура. Он не потерпит такой несправедливости! И его фараон станет слушать так же внимательно, как и брата. Или даже больше, ведь устами Амени с ним говорит сам Пта.
Нен-Нуфер коснулась локтя стражника:
— Я должна увидеться с Амени. Скажи ему о моем желании, когда откроешь ему ворота. Мне есть что сказать ему.
Пусть не думает, что она таится от верховного жреца. Пусть думает, что дворцовый стражник приходит к ней с его ведома. Храмовый стражник кивнул и приоткрыл ворота, чтобы выпустить ее на площадь. Дворцовый стражник заранее отошел шагов на двадцать, чтобы никто не подслушал их разговор, и она засеменила к нему, взметая сандалиями пыль. В руке его, как вчера, лежало ее ожерелье. Он протянул его — лотос тоскливо склонил голову, как и сам стражник.
