— Реза, можешь не отвечать и все же… С кем из героев ты себя ассоциируешь?
Сусанна сжала губы и порадовалась, что по-английски она все же не совсем ему тыкает. Хотя, конечно, обращение «мистер Атертон» сохранило бы между ними большую дистанцию… Впрочем, эта ночь смела все границы, и пусть он сейчас даже за руку ее не держит, но она продолжает чувствовать на груди его руки так же, как на губах — горький привкус кофе.
— С фараоном Тети, — ответил каирец, не задумываясь. Да кто б сомневался! Чего она вообще спросила-то! — Потому что он до сих пор не появился перед читателями, и ты не вложила в его уста свои глупости.
Какие еще глупости? Чем Сети-то его не устроил? Неужто любовь к дочери вышла неправдоподобной?
— Водитель действительно виноват даже в том случае, когда пешеход бросается ему под колеса. Так прописано в законе. Но мужчина не виноват в поведении женщины. Об этом говорит здравый смысл. Мужчина делает то, что от него ждет женщина.
Ох, ну да, конечно… Как же она не подумала о том, что мистер Атертон еще не перевел на нее все стрелки за вчерашнее. Она не просила класть на стол ключ. И взяла его случайно. Но он же даже себе не признается, что вел себя, как свинья! Так что лучше смолчать и кивнуть. И как-то прожить эти три дня. Вернее, два с половиной… Господи, скорей бы уже посадку объявили! Или лучше пусть уже прозвенит звонок на первый урок! И плевать, что это урок химии. Главное, сейчас не покраснеть, как лакмусовая бумажка, хотя во рту до жути кисло. Чтоб она еще хоть раз взяла в руки бокал с шампанским!
— Вспомни изгнание Адама и Евы из рая…
Давайте, что ли, по всей Библии пройдемся и плавно на Коран перейдем, которого она в глаза не видела, а то что останавливаться на Книге Мертвых как-то не комильфо! У них там, кажется, в древности равноправие было и уважение к женщине, но мистеру Атертону явно больше по душе арабский мир…
Сусанна поправила на плечах платок.
— Тебе холодно?
Да, ее действительно знобило, и она бы с радостью съела обещанный суп, только они уже час торчат в зоопарке Гизы и никуда не двигаются. Может, ему всласть наблюдать за сборищем детей и верблюдов, которые чуть ли не вынимают из пасти друг друга траву, а ей хочется рычать, как голодной львице… Нет, не как львице… Львицы же сами охотятся, чтобы своих самцов прокормить… Мистер Атертон, пойдемте уже отсюда, а? Я и очки могу снять, чтобы вы по глазам читали, что хочет от вас женщина.
И Реза действительно глянул в телефон.
— Пробка чуть рассосалась.
До машины бодрым шагом четверть часа, но бодрый шаг с ее похмельем не совместим, и с жаждой — тоже. Только она ничего у него не попросит. Больше ничего не попросит, чтобы этот змей не подсунул запретный плод. Но он подсунул, остановившись у фруктового развала.
— Будешь апельсин или тангерин?
Еще бы знать, что предлагают! К счастью, Реза ткнул пальцем в новый фрукт — похож на апельсин или мандарин.
— Тангерин.
Плод показался безопасным и способным утолить одновременно и любопытство, и жажду, а может даже удастся убрать изо рта надоевшую горечь. Очищенным тангерин оказался округлым, что и его привычный собрат, только кожа сходила легче, прямо как у мандарина, и во вкусе присутствовали знакомые мандаринные нотки. Еще бы не был таким сочным! Сусанна сначала пыталась сдержать сок языком, но, отчаявшись, потянулась за краем шарфа. Однако пальцы Резы оказались проворнее. А теперь что, о брюки будете вытирать? Нет, о следующий фрукт.
— Я больше не хочу.
Вернее не хочу ваших пальцев, мистер Атертон!
— А я для себя чищу. У меня не было во рту даже круассана.
Вы сами виноваты и в этой ночи, и в этом утре! Себя бы сначала воспитывали, а потом уж за чужого ребенка брались! Что же она изначально сделала неправильно, что он посчитал, что с ней можно распускать руки? Да ничего ты не сделала, Суслик. Успокойся! Просто родилась похожей на какую-то дуру! Нет, вовсе не на дуру. Она, кажется, сумела послать его в шестнадцать лет, вот он до сих пор и кипит. А ты сразу согласилась. Будто тебе это нужно! А, может, и нужно было… Ато в любви что-то никто не признается. Да и без стихов никуда не зовет. А он-то своей девице небось Шекспира читал или кто у них еще там есть… Байрона вот… Ага, может, и Бодлера с Верленом, забыла про французскую бабушку? Может, и эта девка была француженкой. У ких любят носить каре…
Сусанна поправила кепку, пытаясь запихнуть под козырек челку. Бесполезно! Все бесполезно… И все же, сев в машину, она украдкой вытерла лилкие руки о шарф. Спасибо тряпочка, а то бы меня кремом намазали, а я не переживу, если он прикоснется ко мне хоть один еще раз!
— Ну, ничего не придумала?
Это мистер Атертон что, снова про роман спрашивает? Его что, заклинило?
— Дайте телефон!
— Значит, все же есть продолжение, и ты просто подогревала мой интерес?
Ничего я в вас не подогреваю! Кастрюля несчастная! Зацикленный на себе идиот!
— Я купила путевку, когда застопорилась на середине главы.
Она почти правду сказала. На самом деле сестра заявила: раз ты, Суслик, не можешь вылезти из своего виртуального Египта, я засуну тебя с головой в реальный. Знала бы она, как глубоко сестренка в итоге занырнула… Блин… Я люблю Древний Египет! Но вот заберите меня из современного и унесите подальше от противных египетских мужиков!
Сусанна вводила пароль, едва попадая трясущимися пальцами по виртуальной клавиатуре. Наконец огрызок текста вывелся на экран, и она скопировала его в гугл-переводчик.
Роман Сусанны: 22 глава
22. "Гнев Сети"
Сети действительно отсутствовал две ночи, а потом забежал днем на минуту и снова исчез. Асенат не проявляла особого рвения в учебе, но и не противилась, понимая, что это не столько отцовское желание лишний раз помучить ее, сколько приказ энсеби. Девочка осознала, что детство ее неожиданно закончилось, и у нее появились обязанности, как у царицы, но при этом Асенат ни разу не заговорила с Нен-Нуфер о фараоне. Девочка пыталась играть на флейте, но уже через четверть часа рисовала ей в пыли изображение сокола.
Нынче Нен-Нуфер пыталась научить ее ходить медленно и плавно, будто в танце, избрав местом занятия скользкую плитку вокруг пруда. После пятого круга Асенат замерла на самом краю и уставилась на скрытый пальмами царский дворец. Нен- Нуфер понимала, что Асенат тоскует не по царственному дяде, своему будущему супругу, а по отцу. Она ждала его целый год, а он не пробыл с ней даже одного полного дня. И Нен-Нуфер решила, что когда Сети придет в следующий раз, она непременно попросит его остаться на ночь дома.
Сети оставил им немало чистых свитков, и Нен-Нуфер лишь в первые дни просила Асенат писать на глиняной доске. Сейчас они часами сидели под навесом. Нен- Нуфер придерживала края папируса, расправленного на коленях девочки, и Асенат старалась повторить написанные для нее иероглифы, но кисточка дрожала в ее руке, не желая слушаться.